Китайский Институт мировых религий проводит конференцию в Пекине. Повестка дня – перспектива христианства в КНР. Тема актуальная, христиан в стране уже порядка 70 млн. Среди китайцев это лишь каждый двадцатый, но в абсолютном измерении – половина России, почти целая Турция или две Канады. И это только признанная властями цифра. Сами китайские христиане говорят о 130 млн. В любом случае, количество христиан как минимум сопоставимо с 87-миллионной численностью правящей КПК. Это и беспокоит партийно-государственное руководство. Скомандовавшее заняться проблемой.
Вера в Христа несовместима с лояльностью режиму
«Не думаю, что им есть дело до того, как именно мы трактуем христианство, – говорит китайский протестантский пастор в интервью британской The Guardian. – Но они опасаются, что мы пойдём против партии». Директор университетского центра в американском штате Индиана Ян Фэнган считает, что христианство уже создаёт «неловкость» для высших властей КНР.
Десятки миллионов людей, верящих не в партию и правительство – это страшно для них. Даже если пока ещё речь идёт только об исповедании. Они ведь тоже понимают: вера в делах жива. И рано или поздно дела начнутся.
Конституция КНР скрупулёзно перечисляет признаваемые государством конфессии – католицизм, православие, протестантизм, буддизм, даосизм, ислам. Они объединены в зарегистрированные государственные структуры и подотчётны им. Проповеди, отправление обрядов строго контролируются. Налицо жутковатый абсурд в виде церквей, руководимых атеистами. Типа Советов по делам (РПЦ, культов, религий), командовавших священниками и верующими от имени Совмина СССР.
Дискриминация по религиозному признаку очевидна и в России. Власти РФ покровительствуют «традиционным» религиям. Прежде всего, конечно, РПЦ, по факту интегрированной в госаппарат. Отчасти лояльному исламу. В Китае такая политика проводится последовательнее и жёстче. Понятие «традиционные религии» там не в ходу. Режим уважает традиции только КПК и богдыханско-мандаринской государственности. Признаваемые религии официально именуются «патриотическими». Согласимся, терминологическое различие очевидно.
Быть не традиционалистом, а как бы модернистом, новатором – такое в РФ совсем не поощряется, но пока не приравнивается к преступлению. А быть «непатриотичным» в КНР… Недаром китайские власти жёстко дискриминируют миллионы католиков, признающих Папу Римского (что для католика аксиома) и не регистрирующихся в уполномоченных госинстанциях. Но большинство христиан – в Китае они по большей части протестанты – выдерживают мощное давление государства. Собираются они не в официальных храмах, подвязанных к администрациям парткомам и управлениям минбезопасности, а в подпольных домашних церквях. Естественно. Верность Христу несовместима с лояльностью режиму. Если смотреть правде в глаза. И так – далеко не в одном Китае.
Коммунисты не терпят массовых альтернатив
При Мао Цзэдуне данная проблема не выглядела слишком серьёзной. Христиан было слишком мало. Антикоммунистический Гоминьдан выступал под знамёнами республиканского национализма Чан Кайши. Оппозиция существовала и дальше, даже в разгар маоистского террора. Но она обычно вдохновлялась «настоящим коммунизмом», «революционным социализмом» и т.п. «Какой же Мао представитель пяти красных категорий, если он сын кулака?» – вопрошал неизвестный автор дацзыбао. «Партия, моя партия! Где ты возьмёшь меня?» – восклицала бесстрашная Чжан Чжисинь, коммунистическая пропагандистка, брошенная в тюрьму за выступления против Мао Цзэдуна и обезглавленная по приказу его племянника Мао Юаньсиня. «Остановить контрреволюционную эволюцию насильственной революцией во имя социализма» призывал в программе «заговора Линь Бяо» сын маршала Линь Лиго. «Долой Цинь Шихуанди нашего времени! Нам нужен подлинный марксизм-ленинизм!» – призывали демонстранты на Тяньаньмэнь 5 апреля 1976 года.
Позже на первый план вышли идеи демократии и прав человека. На Тяньаньмэнь 1989-го студенты добивались гражданских прав и вольностей, рабочие – нормальной зарплаты, свободных профсоюзов, наказания коррупционеров, разгона обнаглевших начальников. Христианские и вообще религиозные мотивы при этом не звучали. Официально Китай вообще самая атеистическая страна планеты.
Массовая религиозная оппозиция появилась в 1990-х. Её вызвали к жизни кровавое подавление Тяньаньмэньских протестов, репрессии против диссидентов, рабочих-забастовщиков и крестьян, бунтующих против сгона с земли. Зелёную окраску радикального ислама приобрело уйгурское националистическое подполье в Синьцзяне. Десятки миллионов китайцев практикуют учение и ритуалы Фалуньгун. Религиозно-мистическое «движение самосовершенствования», изначально аполитичное, оказалось виновато перед КПК своей многочисленностью, подверглось репрессиям и закономерно превратилось в протестное. Теперь тот же путь открылся китайским христианам. Их стало много. Партия не терпит альтернатив, тем более массовых. В этом пятое поколение красных начальников КПК/КНР не отличается от любого предыдущего.
С христианством, однако, сложнее, чем с мистическим Фалуньгун или исламистами-уйгурами. Прямое полицейское подавление нежелательно. По целому ряду причин, в основном имиджевых и внешнеполитических. Но ведь коммунистические режимы имеют богатый опыт приведения церкви к покорности.
Китайские христиане способны к отпору при защите веры
В нынешнем году по Китаю прокатилась мощная антицерковная кампания. Она связывается персонально с Си Цзиньпином. С куполов сотен христианских храмов снимались кресты. Христианские активисты арестовывались, наиболее известно в этой связи имя адвоката Чжан Кая. Католики ответили протестной акцией в Вэньчжоу (этот город, где живут миллионы китайских христиан, называют «Дальневосточным Иерусалимом»). Возглавил её 89-летний епископ Винсент Чжу Вэйфань. Протестанты из христианской солидарности стали устанавливать кресты на автомобилях – отнюдь не безопасный акт в КНР. В защиту религиозной свободы китайцев выступил республиканский кандидат в президенты США католик Марко Рубио.
Другой метод – конференция Института мировых религий. Достаточно сказать, что эта структура была создана в 1963 году по личному указанию председателя ЦК КПК Мао Цзэдуна. Подчинён институт Госсовету КНР. Все мероприятия проводятся по правительственному приказу. Правительство же КНР – это руководство компартии. Беспредельно заинтересованной в развитии мировых религий. Особенно христианства.
Конфессиональная политика КПК уже получила неформальное название «китаизация христианства». На пекинской конференции чиновники соответствующих ведомств, учёные-идеологи и иерархи «патриотических» церквей подумают, как окрасить крест в красный цвет с золотыми звёздами. Упредить неизбежный рост христианского протеста против принудительного атеизма, произвола и партийной диктатуры. «Не о религии пойдёт речь, а о лояльности церкви и силе государства», – прогнозирует очевидное эксперт лондонского королевского колледжа Ева Пилс. Но проблема для КПК состоит в том, что китайские христианские общины – не РПЦ. Они способны на отпор.
Нынешние отношения между КНР и РФ подталкивают к размышлениям и по данному поводу. Положение РПЦ относительно администрации Путина – такое для китайских властей чересчур. Они всё-таки коммунисты и даже вполне сервильных церковников держат на жёсткой дистанции. Другое дело – та же РПЦ в СССР. Когда патриарх Алексий I называл Сталина «богоизбранным вождём» и благодарил за подаренную «Чайку», патриарх Пимен дисциплинированно подключался к брежневским кампаниям «за мир и желательно весь», а протоиерей Осипов детально информировал уполномоченного по делам об «опасных фанатиках» из числа иерархов и прихожан.
Но китайских христиан называют крупной группой гражданского общества, с высокой степенью солидарности. Мало кто сейчас ожидает от них социально-политической революционности. Но им не придётся искать поводов оскорбиться за чувства. Они способны мобилизоваться не на травлю «пуссей», а на защиту веры.
Никита Требейко, «В кризис.ру»
