Только ленивый не отметил, как грозные путинские речения в Давосе о «тридцатых годах прошлого века» и «конце цивилизации» перекликнулись с чисто конкретным вышибанием дверей в Москве. Почти три десятка обысков, два десятка уголовных дел. Задержания, квартирные погромы, аресты знаковых фигур оппозиции. Подтверждён арест Алексея Навального. Так усваиваются уроки 23 января. В преддверии января 31. Послезавтрашний день приближает новый рубеж. Закрепляющий старт перемен.
Сомнительно, чтобы кто-то реально предвидел масштабы всероссийской протестной акции 23 января. Даже инициаторы из штабов Навального. Что говорить о властях и режимных холуях. Агитпроповцы, поверив своему «кому он нужен», просто бабхнулись фейсом об тэйбл. «Арест Навального не взволновал никого, кроме Запада», – писал 19 января считавшийся когда-то неглупым Максим Соколов. «Пугающий сдвиг! Молоха нам не надобно!» – истериковал он же 25-го. Не забыв, разумеется, в очередной раз солгать, он изобразил тревогу не за своих работодателей, а – по неувядаемому образцу Остапа Бендера – за детей, находящихся без призора (каковых было порядка 4% среди участников акции). «Всем известно, что любят злодеи — дабы выглядеть чище-святей, — прислониться к бесспорной идее: дружбе наций, защите детей…» (Дмитрий Быков).
Обманув самих себя, власти явно растерялись перед уличными толпами. Отнюдь не благостного настроя. Эта растерянность фиксировалась невооружённым глазом. Она и некоторое время странной пассивности полиции и ОМОНа. На такой оборот, чтобы столичные центры запружались протестующими, видимо, не было приказа. Получить команду, сориентироваться, перегруппироваться – всё это заняло время.
Вторично так теряться не хотят. Отсюда заблаговременная подготовка к близящемуся воскресенью. Не только подвоз перегородок, замеченный в Петербурге на Лиговке и на углу Невского с Литейным. «Ночь хрустальных арестов» – в своём духе выразился Аркадий Бабченко. Не всегда арестов, но смысл тот. Юлия Навальная, Олег Навальный, Георгий Албуров, Любовь Соболь, Олег Степанов, Алексей Молокоделов, Константин Котов, Константин Янкаускас, Анастасия Васильева в Москве, Александр Тонконогов в Петербурге, Аркадий Янковский и Кирилл Левченко в Новосибирске. Шаман Александр Габышев в Якутске… Гирлянда статей УК и КоАП – «нарушение санитарно-эпидемиологических правил», «неповиновение сотруднику полиции», «призывы к массовым беспорядкам», «блокирование дорог», «действия угрожающие безопасности эксплуатации транспортных средств».
Но не менее весомо звучат иные имена. Саид-Мухаммед Джумаев, Москва. Николай Девятый, Петербург. Александр Олехнович, Владивосток. Виталий Бердников, Красноярск. Виталий Тимофеенко, Владимир. Евгений Кроваткин, Ярославль. Алексей Виноградов, Кострома. Эти люди привлекаются за «насилие над силовиками». Расследуется подростково-тиктокерская атака на автомобиль ФСБ – по уголовным статьям о «хулиганстве» и «порче имущества».
Вот эти мотивы – очевидная новизна событий прошлой субботы. «Язык протеста изменился по сравнению с 2011–2012 и с 2017 годами, – констатирует известный оппозиционный публицист Игорь Яковенко. – Ушла лёгкая хипстерская ирония. Не было фестиваля остроумных лозунгов. Вместо милых «уточек» появились суровые «ёршики». Брутальные «глаголы» в виде «ответок», которые протестующие давали силовикам. Мирный протест всё-таки не синоним безропотной покорности… Чувство благодарности к карателям проявилось у всех без исключения обитателей путинского телевизора. Вопль Маргариты Симоньян –междометие, выражающее морозный страх профессиональной лгуньи перед страной, которая всю их шоблу уже откровенно ненавидит». Добавим характерный плакат с десятитысячного шествия в Екатеринбурге: «Мир хижинам, война дворцам!» Отсылающий к образам Великой революции.
Обозреватели говорят о классовой ненависти «телесоловьёв» к протестующим. Но это чувство взаимно. Дворец в Геленджике заинтересовал сотню миллионов (на данный момент) зрителей не сам по себе. И даже не как символ роскошества элиты в заброшенной ею стране. Это символ власти как таковой. Номенклатурно-олигархической реинкарнации режима Трёх Толстяков. Это архитектурное воплощение правящей группировки – и потому предмет отвращения. «Выпадание из эпохи, враждебность природе и людям» – оценка германского историка архитектуры и искусствоведа Михаэля Мюллера. Только таким это сооружение и могло явиться в мир. («Посмотрите на них. Это нежить» – не сговариваясь, Леонид Гозман.)
Беззаконный арест человека и засвеченное «самолюбование власти» символично совпали во времени. Пересечение дало сильный разряд: на очередной «навальнинг» 23 января вышел практически каждый тысячный россиянин. Но гарвардский профессор Эрика Ченовет ещё в 2013 году вывела формулу «3,5%» – именно такая доля населения страны делает неизбежным свержение авторитарной диктатуры. «Ни одна политическая кампания, достигшая этих магических 3,5% участников на своем пике, не проиграла… Бархатная революция 1989 года, благодаря которой пала коммунистическая власть в Чехословакии – еще один пример «правила 3,5%», — утверждает Ченовет.
Никто не ждал на российских улицах 23 января «магических» пяти миллионов. Тем менее ждали, что власть дрогнет в милосердии и освободит Алексея Навального из «Матросской Тишины». Но смотр сил состоялся. «Ядерный» актив столичного протеста – всё те же полсотни тысяч москвичей и петербуржцев, которые ходят на марши и митинги последние десять лет. С белоленточно-болотных времён. «Креаклы», «хипстеры», «хомячки», «офисный планктон», «рассерженные горожане»… не все уже сразу поймут и вспомнят, о ком и о чём речь. За десятилетие обновились не только способы коммуникации и технологии мобилизации. Иным стал состав. Как и в марте 2017 года пришла новая волна. Новые люди, новые молодые лица. Но часто – уже по-настоящему рассерженные. Приколы теперь потом. «Мы хотим, чтобы власть нас услышала» тоже осталась в прошлом. Потому как – услышала и ответила. Сапогом «полицейского Коли» в Маргариту Юдину.
Полгода назад десятки тысяч хабаровчан выходили под слоганом «Я/Мы Фургал». Это совсем не значит, что они сторонники ЛДПР. Так и хэштег «Я/Мы Навальный» в минувшую субботу мобилизовал отнюдь не только «навальнистов». Большинство протестующих пришли требовать не только освобождения Навального. Прежде всего отставки Путина – и кардинальных перемен. Точно так же белорусы в августе 2020-го голосовали и выходили не столько за Светлану Тихановскую, сколько за перемены: «Кто угодно, хоть хот-дог, только не Лукашенко».
В структуре протеста очевидны серьёзные социально-политические сдвиги. На первом плане остаётся движение Навального. В текущем раскладе иное практически невозможно. Есть масса причин, которые определяют это доминирование. Однако происходит активизация и консолидация иных направлений. Прежде всего это леворадикалы новоэсеровского толка и антиимперские националисты. Обе тенденции сомкнулись в прошлогоднем Русском марше.
Приближается следующая стадия. Протестное движение идёт на социальный контакт с «глубинным народом». Который – напросились-таки привластные философы – действительно, в натуре, становится ближе к политике. Включаются те, для кого бунт заключённых равнозначен политическому протесту. Кто готов к агитации, а главное, к организации в спальных районах. Где с прошлого года колышутся лозунги за революцию, Хабаровск и Беларусь.
Николай Слонов, специально для «В кризис.ру»
