Мир отметил полвека Пражской весны. Но вспомнил не всё и не всех. Только главное. «Две тысячи слов» наивного манифеста надежды – против шести тысяч конкретных танков Варшавского договора. Добрый коммунист Александр Дубчек, мудрый патриот Людвик Свобода, несгибаемый Франтишек Кригель, неистовый Иван Свитак… Против них – люди-портреты брежневского политбюро и местные лакеи-нацпредатели. А среди последних – незаслуженно забытый Вильям Шалгович.

Вильям Шалгович зажимал страну скрепами коммунизма

Он сыграл в той драме очень весомую роль. В принципе именно этот образ ставят в эталон нынешние власти РФ. Хотя не факт, что знают это имя. Что ж, тем полезнее вспомнить. Ибо его судьба – другим наука.

Родился Шалгович в словацкой деревне 12 декабря 1919 года. Деревня Ружиндол – это Трнавский регион, близкий к Чехии, Австрии и Венгрии. Традиционно развитая область Словакии. Жители окрестных деревень дома обычно отдыхают и спят, а работают, да и в основном живут в Трнаве и или Братиславе. Молодой Вильям исключения не составил: работал печатником в городской типографии.

Печатники обычно – политический авангард рабочего класса. Но Вильям Шалгович интереса к таким делам явно не испытывал. В партии не вступал, ни за кого не агитировал. Устраивал собственную судьбу. Благо Чехословакия времён его молодости была государством экономически развитым и политически демократичным. К тому же, здесь издавна преобладает прагматичный бюргерский менталитет. И в Чехии, и в Словакии. И у богатых, и у бедных.

Когда его страну захватили гитлеровцы, Вильям Шалгович в Сопротивлении поначалу замечен не был. Законопослушно служил в армии «Словацкой республики», аффилированной с Третьим рейхом. Был отправлен на Восточный фронт, и в 1943-м – после Сталинграда, на фоне Курска – сделал по здравомыслию прагматичный выбор: перешёл на сторону наступающих советских войск. После военного училища был зачислен в 1-й Чехословацкий армейский корпус. Правда, служил Шалгович не в полевых частях, а офицером-инструктором. Заодно, как полагают биографы, завербовался в информаторы госбезопасности СССР.

После войны Вильям Шалгович вступил в правящую Коммунистическую партию Чехословакии (КПЧ). Но в трнавскую типографию не вернулся. Предпочёл превратности военной службы. В органах армейского информационно-аналитического обеспечения. Под началом полковника, затем генерала Бедржиха Рейцина, ветерана чехословацкого коммунистического движения и давнего агента НКВД. «Подозревать всех, видеть врага в каждом», – учил Рейцин своих интеллектуалов. Он учинил жестокий погром чехословацких армейских кадров, с арестами, пыточными допросами и казнями.

Лишь один раз флажок Шалговича опасно зашатался. Дело в том, что кончил Рейцин виселицей (вместе с генсеком КПЧ Рудольфом Сланским). Не вовремя пересёк дорогу могущественному генералу Алексею Чепичке, зятю председателя КПЧ Клемента Готвальда. Обычная грызня меж олигархами, тем более силовыми. Нам ли в РФ не знать. Недавнее дело генерала Дрыманова примерно из той же серии. Только, на счастье фигурантов, времена сейчас более вегетарианские.

Как ни странно, катастрофа шефа практически не затронула подчинённого Шалговича. Он спокойно продолжал службу – по той же интеллектуальной части. Получил полковничьи погоны, вплотную приблизившись к генералитету. Со временем послеготвальдовское руководство КПЧ – в порядке «восстановления ленинских норм социалистической законности» – посмертно реабилитировало Рейцина. С Шалговича вообще все проблемы снялось.

К тому времени полковник успешно делал и политическую карьеру. Не стало Готвальда – «служу Новотному!» Вешать по политическим обвинениям и отправлять на урановые рудники перестали, тюремно-лагерный контингент несколько поредел. По сути коммуно-номенклатурный режим не менялся, только полировался слегка. Не менялся и Шалгович. Бесперебойно избирался в Словацкий национальный совет (типа Верховного Совета в республиках СССР). Состоял в ЦК КПЧ и республиканской КП Словакии. По партийной линии надзирал за органами разведки и контрразведки. Не только армейскими.

Постепенно Шалгович перепрофилировался на МВД, в подчинении которого состояла StB – Служба безопасности ЧССР. Именно с этим ведомством политических репрессий, пыток, шантажа и тайных убийств складывались у Шалговича особенно тёплые отношения. Неудивительно, поскольку в системе власти КПЧ органы госбезопасности были оплотом самого крайнего марксистско-ленинского догматизма и консерватизма. За готвальдовские годы StB репрессировала почти 300 тысяч человек. Да и потом не бездействовала, хотя и сбавила обороты. Это и было специальностью Шалговича – сжимать «духовные скрепы» коммунизма. И при всей духовности скреп, сжим был вполне материальным. Как и доход со скреп и сжима, позволивший Шалговичу обзавестись особняком в Братиславе.

Реформаторы имели сторонников восторженных, но не вооружённых

Пражская весна началась в январе 1968 года, когда вялого сталиниста Антонина Новотного во главе КПЧ сменил Александр Дубчек. На президентский пост вместо того же Новотного вскоре заступил Людвик Свобода. Премьер-министром ЧССР стал Олдржих Черник, председателем чехословацкого парламента – репрессированный в готвальдовские времена Йозеф Смрковский. Новый председатель Национального фронта чехов и словаков (аналог советского «блока коммунистов и беспартийных» или нынешнего российского ОНФ) Франтишек Кригель, энергичный врач-интербригадовец превратил эту структуру в генератор многопартийности. Экономические реформы взялся курировать вице-премьер Ота Шик, идеологию – секретарь ЦК Зденек Млынарж, студенческий друг Михаила Горбачёва.

Все они были энтузиастами «социализма с человеческим лицом». То есть партийного режима без репрессий, слежки и очередей, с культурной самодеятельностью, свободным театральным репертуаром, дискуссионными клубами и высокорентабельным хозрасчётом. Разрешающего людям думать своей головой и даже собираться больше трёх. Никто из них ещё не верил, что это невозможно.

О невозможности, вероятно, догадывались более не столь молодые душой партократы второго эшелона. Например, вице-премьер по делам Словакии Густав Гусак и первый вице-премьер, экс-министр внутренних дел Любомир Штроугал. Эти люди, жёстко тёртые и много пережившие – один репрессирован, другой репрессировал – не были склонны к идеалистичным мечтаниям. Но пока Дубчек был у власти, они в целом придерживались новой партийной линии.

Кое-что изменилось даже в силовых структурах. Министром обороны вместо Богумира Ломского был назначен Мартин Дзур. Оба генерала армии позиционировались как профессиональные военные и старались держать армию «вне политики» – однако дисциплинированно выполняли указания партийно-государственного руководства. Поскольку это руководство олицетворяли теперь Дубчек и Свобода, генерал Дзур был вполне лоялен этим «человеческим лицам».

Сложнее обстояло с МВД, которому подчинялись StB и полиция (оба ведомства объединялись в военизированный Корпус национальной безопасности – SNB). Новым министром поставили ветерана КПЧ Йозефа Павела. В конце 1940-х Павел, начальник отдела безопасности ЦК КПЧ, был видным проводником готвальдовских репрессий. Он отстраивал карательную машину SNB, формировал «Народную милицию» – спецназ партийных «титушек», заседал в зловещей KB-5 – партийной репрессивной комиссии. Но попал под замес сам. Прошёл арест, пыточное следствие и тюрьму по абсурдному обвинению в «троцкизме». И видимо, что-то понял сверх положенного коммунисту.

На министерском посту Йозеф Павел объявил реформу правоохранительных органов. Задачей госбезопасности он назвал борьбу с иностранными противниками, а не с инакомыслящими согражданами. Поддержал реабилитацию жертв готвальдовского террора. Помог создать Клуб-231 – организацию бывших политзаключённых (231 – это номер политической статьи чехословацкого УК, аналог советских 58 и 70 или российской 282). И даже антиправительственную пропаганду стал считать всего лишь «делом для полиции», а не для StB. Мол, ничего особенного в этом нет. Лайки под репостами без меня подсчитывайте.

Юрий Андропов, ставший незадолго до описываемых событий председателем КГБ СССР, категорически не соглашался с чехословацким коллегой. 21 июня 1968-го, по настоянию Москвы, заместителем министра внутренних дел ЧССР и куратором органов государственной безопасности был назначен полковник Вильям Шалгович. В котором Андропов мог быть вполне уверен. Бывших гэбистов не бывает, а тут аж со времён НКВД.

Поразительно другое: точно так же в Шалговиче был уверен Дубчек. Начать с того, что первый секретарь считал замминистра своим личным другом. Это ещё ладно – хотя, конечно, фантастический сбой должен был произойти в КПЧ, если первым становился человек такого уровня наивности. Но во-вторых, Дубчек надеялся, что просоветская репутация Шалговича создаст какое-то защитное прикрытие. Тоже хитро, ничего не скажешь. Больше некого прикрывать гэбисту, как социалистов с человеческим лицом.

Это при том, что Шалгович почти не скрывал своей враждебности к Пражской весне. Оно и понятно. Отмена слежки и цензуры напрямую угрожала его креслу и особняку. Он сделал всё, чтобы сохранить StB такой, какой она была при Готвальде и Новотном.

Госбезопасность стала напрямую работать против своей страны и даже против её руководства – в пользу иностранной державы СССР. За Дубчеком и его соратниками велось плотное наблюдение. Была подготовлена схема быстрого отключения и перехвата всех рычагов управления. Как в песне Макаревича: «Отольётся вам не водичкою эта ваша бравада стадная. Нам достаточно чиркнуть спичкою, и пойдёт карусель обратная…»

Что касается дубчековцев, то опять же: «Вы ж культурные, в деле – мальчики. Чай, по людям стрелять не станете». Но на всякий случай чехочекисты имели план, как парализовать армию. Так или иначе, на всё про всё Шалговичу хватило двух месяцев.

Словно заблаговременно заброшенный десант под командованием полковника Шалговича ждал команды с Лубянки. «Пятая колонна», короче. В данном случае порождённая не бредом агитпропа, а печальной реальностью.

Лидеров Пражской весны поддерживал почти весь чехословацкий народ. Они имели восторженных сторонников по всему миру. Их искренне любили миллионы. Но не нашлось хотя бы сотни вооружённых людей, которым они смогли бы сказать «встань сюда». Это сделали их враги. И этим всё решилось.

Шалгович осудил себя жёстче, чем могли бы другие

Утром 21 августа 1968 года агенты StB и старшие товарищи из КГБ мгновенно арестовали всё партийно-государственное руководство КПЧ/ЧССР. Дубчек, Черник, Смрковский, Кригель и другие ведущие реформаторы были похищены прямо в здании ЦК и вывезены в Москву. Там их уломали на подписание «Московского протокола» – капитуляции, сдающей Чехословакию на милость КПСС. Только после этого их вернули на родину, поставив под строгий надзор.

Не позволил себя сломать только Франтишек Кригель. «Можете стрелять, можете в Сибирь сослать, но не подпишу», – сказал Брежневу еврейский врач родом из украинского Ивано-Франковска. Не расстреляли и не сослали. Вернули в Прагу, где бывший член ЦК стал крупным диссидентом.

Тем временем национальная территория уже была оккупирована полумиллионным экспедиционным корпусом Варшавского договора. В основном, конечно, советским. Новый коллаборационистский ЦК и правительство вскоре возглавили переметнувшиеся к победителям Гусак и Штроугал. Генерал Дзур, приказавший войскам не оказывать сопротивления, сохранил свой пост. А вот Йозефа Павела с МВД сняли, из КПЧ исключили и всю оставшуюся жизнь держали под колпаком.

Место Павела, вероятно, наметил себе Шалгович. Это было бы вполне логично – для оккупации своей страны он сделал много конкретного, навсегда заработал репутацию худшего из нацпредателей. Но именно поэтому Шалговича и решили подвинуть слегка в сторону. На МВД поставили блёклого партийного функционера Яна Пельняржа. Потом его сменил Радко Каска – не менее догматичный сталинист, но близко не стоявший к конкретным августовским делам. А настоящего полковника Шалговича выставили военным атташе в Румынию (Чаушеску, кстати, поддержал Дубчека). Оттуда перевели в Венгрию (Кадар, кстати, неохотно согласился на вторжение). Надо, мол, подождать, уважаемый, пока о вас забудут.

Гусак ведь помнил, чем обернулась для Дубчека дружелюбие к Шалговичу. И решил такой наивности не повторять. А поскольку дело уже было сделано, Андропову судьба Шалговича стала довольно-таки безразлична. Стандартная судьба отработанного киллера. Пусть и государственного масштаба. Иногда не только Рим предателям не платит.

Только в 1975 году Вильям Шалгович вновь нарисовался во властной иерархии ЧССР. К тому времени Гусак укрепился настолько, что уже не опасался конкуренции. Он даже присвоил полковнику генерал-майора, наградил несколькими орденами и поставил председателем Словацкого национального совета. Но должность была церемониальной, а звание и ордена мало что значили без кнопки отдачи приказов.

Но генерал Шалгович был доволен хотя бы этим. Он обладал серьёзным символическим ресурсом – как олицетворение консервативно-сталинистского просоветского курса. Это обеспечивало ему определённое политическое влияние. И благосостояние тоже.

Кажется, он сам не заметил, как всё вдруг стало меняться. Иначе не решился бы взойти на первомайскую трибуну в Братиславе 1987 года. Почти сразу первое тухлое яйцо ударило ему в лоб, второе размазалось по праздничному костюму. «У вас грязный пиджак», – бросил сквозь зубы премьер-министр Словакии Петер Колотка, отстранившись от своего парламентского лидера. Шалговичу пришлось слезать с трибуны и на виду у толпы тащиться в ближайший ресторан. Там телохранители долго отчищали злополучный пиджак. Опять же при всей публике.

Полиция задержала студента Владимира Червеня. Тот не скрывал: да, кинул яйца. Зачем? А разве это надо объяснять? Шалгович попытался сделать из двух яиц серьёзный инцидент: «Я думал, это всего лишь юношеская недисицплинированность. Но оказалось, что преступник часто прогуливает занятия, слушает западное радио, смотрит фильмы о терроризме!» Бесполезно. Высшие инстанции почему-то не пожелали раскручивать политический процесс на истории с яйцом и пиджаком.

А через два с половиной года пришла в Чехию и Словакию Бархатная революция. Власть КПЧ рухнула в две недели. Горбачёв танков не прислал, а приказывать своим танкистам безумцев не нашлось. Даже «Народная милиция» беспрекословно сдала оружие. StB – вместо того, чтоб давить – занялась какими-то мутными играми под управлением Штроугала. Президент Гусак сформировал некоммунистчиеское правительство Мариана Чалфы и тут же ушёл в отставку. Новый глава КПЧ Карел Урбанек пообещал идти путём Пражской весны, но его намерения никого уже не интересовали. Скоро Урбанеку, железнодорожнику по специальности, предложили работать сцепщиком вагонов.

30 ноября 1989-го собрался на экстренное заседание Словацкий национальный совет. Первый вопрос повестки озвучил председатель Вильям Шалгович: попросил освободить от обязанностей. Депутаты охотно согласились, избрав Рудольфа Шустера (через десять лет беспартийный популист Шустер стал вторым президентом независимой Словакии).

Завершился 1989-й президентством Вацлава Гавела. Чехия и Словакия ликовали. Коммунистический парламент единодушно (это как у них водится) поддержал интеллигентного диссидента-драматурга. Чтобы не остаться лицом к лицу с кузнецом Петром Миллером и его пролетариями. Ибо эти люди могли обойтись грубовато.

Вильям Шалгович остался одинок во враждебном революционном мире. Угрожало ли ему что-то? Трудно сказать. Густава Гусака, к примеру, никто не тронул. Его попросту сразу забыли. «Серый кардинал» гусаковского режима сталинист Василь Биляк – главный подписант предательского письма Брежневу с «просьбой о помощи всеми имеющимися средствами» – умер в Словакии в 2014 году. Суд над ним зашёл в тупик: всем всё известно, однако то доказательств не хватает, то свидетели не явились… В своей постели умер и другой послеавгустовский «нормализатор» Алоис Индра. Штроугал даже поучаствовал в послереволюционной политике. Правда, Мирослав Штепан, секретарь Пражского горкома КПЧ, отсидел несколько лет. Но тут случай особый – он приказывал бить студентов. Шалгович хотел, да не мог – нечем.

И всё же самому Шалговичу было виднее. Он-то знал, что за ним числится. Тут была не только политическая, но буквально военная измена. Аресты соотечественников по указанию функционеров иностранного государства. Бессмертные строки Маршака: «Он понимает, что едва ль грехи ему простят». 6 февраля 1990 года генерал шагнул в подвал особняка и выстрелил в себя.

Вильям Шалгович не был ни демоном зла, ни красным сатаной. (Тот же Бедржих Рейцин смотрелся куда круче.) Обычная унылая номенклатура, хотя с чекистским уклоном. Но какую же концентрацию подлости, жестокости и предательства способна она создавать, если носитель предпочитает осудить себя сам суровее, чем могли бы другие. Не каждому дано.

Никита Требейко, «В кризис.ру»

(Visited 287 times, 1 visits today)

У партнёров