Экономика России всё больше переходит на мобилизационные рельсы. С упорством, заслуживающим лучшего применения, власти выискивают различные варианты импортозамещения. Чёс дошёл уже до нищего Таджикистана, который собирается ввозить к нам свою сельхозпродукцию. Видимо, она, в отличие от того же финского молока Valio, полностью отвечает всем санитарным требованиям. При этом контролирующие органы всячески выискивают лазейки в санкционном и контрсанкционном «заборе». Больше всего проблем с Белоруссией, которая превращается в мощнейший международный холдинг по «отмыванию» запрещенной еды.
Процесс тем временем продолжается. Не удовлетворившись самозапретами на продовольствие, Кремль рассматривает варианты в области продукции зарубежной лёгкой промышленности и автопрома. Конечно, «элитных» самоубийц пока нет, предметы роскоши под эмбарго не попадают. Владимир Путин не собирается пересаживаться с люксового «Мерседеса» на «Волгу», а его телохранители – с «Гелендвагенов» на «УАЗ Патриот». Удар может прийтись по рынку подержанных автомобилей, который и так изрядно просел после повышения пошлин на иномарки в 2008 году и после введения высокого утилизационного сбора в 2012-м. Тем не менее, он остается источником приобретения недорогих машин эконом-класса и средством заработка для сотен тысяч россиян. Например, в прошлом году объём рынка подержанных автомобилей составил 5,7 млн штук, денежный эквивалент – более $86 млрд. Немаловажно, что в этой сфере работает главным образом малый и средний бизнес.
С лёгкой промышленностью дела обстоят аналогично. Сумка Louis Vuitton по-прежнему прочно стоит на Красной площади. Зато сворачивают свои дела не менее серьёзные, но более «народные» бренды. К примеру, международная марка Esprit, немецкий ритейлер одежды Gerry Weber, финская розничная группа Stockmann. Осторожные бизнесмены не говорят в открытую о последствиях санкций. Но прозрачно намекают на падение курса рубля, снижение покупательской способности населения и даже угрозу нового российского дефолта.
Замена им уже есть – в виде товаров из Юго-Восточной Азии. Что-то подобное мы уже проходили в первой половине 1990-х. Конечно, не все дырки будут лататься дешёвым азиатским импортом. У российских организованных потребителей по-прежнему есть госзаказ. Неорганизованных никто особо и не спрашивает. Да и не все товары могут сделать трудолюбивые и неприхотливые вьетнамцы. В России тоже немало трудяг, которые мало чем отличаются от азиатов. И работают они не от хорошей жизни, и получают за свой труд гроши. Имя им – осуждённые. Они же заключённые.
Таковых в нашей стране сейчас около 600 тысяч, из них треть работает на буквально закрытых предприятиях. Валовый показатель их труда – более 30 млрд рублей в год. В каких условиях он достигается, поведали девчонки из Pussy Riot. Впрочем, ничего особо нового они не сказали.
Тюремное производство никогда не было в нашей стране в загоне. Историческая память хранит и экономику ГУЛАГа, и трудармии начала 1920-х. Системных изменений не так много, разница в основном количественная. Основные элементы – незыблемость плана, круговая порука при его выполнении, надзор и «актив» на подхвате.
Всё остальное, вроде «трудового перевоспитания», оставим агитпропу. Подневольный труд никогда не был воспитующим средством. Хотя всё-таки лучше шить тапочки в общем цеху, чем не шить их в карцере.
Впрочем, тапочками дело не ограничивается. На предприятиях ФСИН изготавливается оборудование для детских площадок, дорожные поребрики, сувенирная продукция, даже холодное оружие. Последнее потом поступает на прилавки дорогих оружейных магазинов. Форму для полицейских тоже шьют заключённые. Здесь можно уловить тень издевательства. Спасибо, зэков не заставляют делать наручники и «демократизаторы». Вероятно, в силу неблагонадёжности изготовителей.
Задолго до нынешних передряг власти решили поставить дело торговли произведениями тюрпрома на широкую и регулярную основу. Руководство Сбербанка и ФСИН подписало соглашение, согласно которому три десятка тюремных предприятий начнут работать под единым брендом «Торговый дом ФСИН России». Мол, это позволит избежать ценового диктата посредников и даст возможность более активно продвигать такую продукцию на рынке. Авторы инициативы подчеркивали, что за основу они взяли западный бренд «Сделано в тюрьме». Правда, не добавили о двух важных нюансах.
Первый – под этим брендом продаётся зачастую, скажем так, любительская продукция, доходы от которой можно назвать скорее благотворительными. Второй нюанс диаметрально противоположен первому. Если речь о серьёзных объемах ликвидных изделий или работ, то в дело вступает система принуждения к труду. Особенно когда речь идет о «коммерческих» тюрьмах. Например, в США, где такое явление называют «тюремным рабством». Догадайтесь с одного раза, какой из принципов будет взят на вооружение в нынешней РФ.
Недавно отчитались об успехах отчитались тюремщики из Приморского края. За девять месяцев текущего года в тамошних колониях выпущено различной продукции на 217 млн рублей, план на 2015 год – 500 млн. Цифры облекаются в патриотический флёр – осуждённые помогают преодолевать западные санкции. Бизнесменов призывают активнее вкладываться в дело. Судя по всему, подразумевается, что оно будет долговременным.
А тем часом из России продолжается утечка мозгов. В этом году выехало более 200 тысяч предпринимателей, которых перестали устраивать условия труда на родине. Сворачиваются венчурные проекты, сокращаются иностранные инвестиции. Самая яркая иллюстрация – нынешняя политика Европейского банка реконструкции и развития.
Вот так. Чтобы мы не делали, получается если не АК, то ИТЛ…
Аркадий Орлов, «В кризис.ру»
