11 января 1710 года Пётр I издал указ «Об определении в С.-Петербург к городовому строению работников из городов и уездов, из крестьян и бобылей… опричь каменщиков и кирпичников». Этот указ требовал присылки в Петербург четырёх тысяч человек со своими инструментами. На строительстве им обеспечивалось хлебное жалованье и выдача денег — по полтине в месяц.
Первыми строителями новой столицы были солдаты. Особую группу составляли дезертиры. Беглых солдат ссылали «на каторгу в новопостроенный город Санкт-Петербург». Вскоре им в помощь стали подгонять работных людей ― в основном местных финских и ингерманландских крестьян. Уже к осени 1703 года на строительстве было занято почти 20 тысяч подкопщиков (землекопов). И всё же «городовая работа шла зело медленно». Через семь лет пришлось сгонять людей со всей России.
На невские берега шли отовсюду. Не брали только из Поморья и Сибири ― там были свои стройки века. Не использовали на строительстве Петербурга и жителей самых южных окраин: заставлять вольных детей степей утруждаться на северных болотах ― себе дороже. А остальные шли и шли. Причём дорога от дома до Петербурга им никак не оплачивалась, подкопщики путешествовали за свой счёт и со своим хлебом. И только уже прибыв на стройку, ставились на довольствие. Причём оплачивали их прокорм и проживание в столице их же односельчане ― те дворы, которые не поставляли работников. При этом хлебное жалование выдавалось нерегулярно, а на полтину в месяц не разгуляешься ― цены были уже вполне столичные. Генрих фон Гюйсен, учитель царевича Алексея, наблюдавший строительство Петербурга, писал: «Бедным людям очень трудно пропитаться, так что они употребляют в пищу больше коренья и капусту, хлеба же почти в глаза не видят».
О жилье для работных людей тоже никто не подумал. Поэтому поначалу они сами копали себе землянки, многие ютились в шалашах или просто под навесами. Лишь позднее Пётр озаботился приказать построить для них 500 бараков. Рабочий день длился от восхода до заката, в белые ночи тоже. За провинности штрафовали. Подкопщики постоянно болели, особенно часто дизентерией и цингой. Больных, естественно, не лечили. В качестве лекарства использовалась водка, настоянная на еловых шишках. Но и это могучее снадобье было доступно не всем ― водку надо было покупать, а она была дорогим удовольствием.
Голод, вечная сырость, изнуряющий труд, болезни косили рабочих тысячами. Бегство с государственной стройки приняло массовый характер. Власть, разумеется, жестоко карала беглых. Совсем не по-европейски: их били кнутом, вырывали ноздри, клеймили, отправляли в остроги их родных. Видимо, тогда и родилось страшное народное проклятие: быть Петербургу пусту!
А прекратить исход людей из гиблого места не удавалось. Да и собрать нужное количество тоже было проблемой. По царскому указу на работы в Петербург ежегодно должны были пригонять 40 тысяч человек. Но реально в городе работало не более 20 тысяч. Масса крестьян, отправленных в столицу, просто сбегали по дороге. Пришлось организовать их доставку в кандалах под наблюдением стражи.
В 2014 году при раскопках возле Сытнинской площади археологи нашли коллективное погребение начала XVIII века. Люди, захороненные в этом месте, были первыми строителями Санкт-Петербурга. В основном это были крестьяне из европейских областей России. Среди них большинство мужчины в возрасте до 20 лет и старше 40 лет. То есть крестьяне плевали на указ царя, старались отвертеться от престижной работы в столице и отправляли на стройку совсем молодых или стариков.
В конце концов, низкая производительность труда и высокая смертность сподвигли власть задуматься над тем, чтобы заменить подневольный труд работой по вольному найму. Тем более, что рыть канавы и котлованы ― одно, а строить арсенал, верфи, церкви, а также дворцы светлейшему и прочим «птенцам» ― совсем другое. И Пётр приказал пригнать на вечное поселение мастеров-строителей, кирпичников, каменщиков, гончаров, столяров, кузнецов. Этих переселяли уже прямо с семьями. И даже брали на довольствие. Они получали из казны аж по 10―12 рублей в год на хлеб, а также муку, крупу и соль для себя и семьи. Особо ценились плотники, имеющие опыт «у судовых работ». Им давали избы, землю под усадьбы и огороды, ссуду деньгами и хлебом, выкупали у хозяев. Но и на эти даровые хлеба охотников нашлось не много: вместо заказанных Петром двух с половиной тысяч еле-еле наскребли только полторы. Приходилось набирать мастеровых среди рекрутов.
Но Петербург рос, в 1712 году он официально стал столицей России. И в город уже добровольно потекли на заработки тысячи крестьян-отходников. В 1718-м царь даже запретил принимать их на работу, хотя прежних подкопщиков так и не отпустил, они были намертво закреплены за Петербургом. Россиян освободили трудовой повинности на строительстве имперской столицы, но обложили налогом в 300 тысяч рублей (в 2,5 раза больше, чем ранее на хлеб 40 тысячам подкопщиков).
Эта прекрасная традиция обирать народ и страну ради имперской спеси трепетно сохраняется. И ещё. Проклятие сбылось. Северная столица/Пальмира/Венеция таковой сохранилась лишь в легендах. На самом-то деле просто большой провинциальный город с очень нелёгкой судьбой. Какой два столетия была и нынешняя имперская столица.
