Компания ЛСР, планировавшая на этом месте строительство отеля, в лице своего генерального директора Александра Вахмистрова, бывшего вице-губернатора, курировавшего строительный блок, отнеслась к этому «философски». Он предложил городу оплатить все расходы по освоению территории, в том числе, видимо, и забор, который был поставлен вокруг подстанции аккурат после завершения празднования 70-летия снятия блокады Ленинграда. Тогда же, к слову, со стены здания была снята и памятная табличка.
Можно было бы спросить самого господина Вахмистрова, не желает ли вверенная ему фирма заплатить городу. Нет, не за планировавшийся снос исторического памятника (когда были получены документы на строительство, подстанция № 11 таковым объектом не считалась), а за заведомое злостное нарушение регламента охранной зоны, где новое строительство категорически запрещено. Бывший вице-губернатор по строительству этого не знать не мог. То есть шёл на нарушение закона. А если не знал, то странная малоосведомлённость и для строителя, и для чиновника.
Впрочем, регламент нипочём не только строителям, но и архитекторам. Ведущим городским, утверждающим, что вся их творческая деятельность проходит в неустанной заботе об улучшении исторического облика Северной столицы. Никита Явейн планирует превратить исторически сложившиеся жилые кварталы «Конюшенная» — «Северная Коломна – Новая Голландия» в некий бесконечный пешеходно-велосипедный променад. Евгений Герасимов видит общественную набережную густо застроенной элитным жильём в стиле позднего сталинизма. Насколько это может улучшить исторический облик города, вопрос весьма спорный. Речь идёт, скорей, об обезличивании.
Санкт-Петербург — город относительно молодой, но перенесший за свой недолгий век много более иных древнейших поселений. И раны, нанесённые временем, войной, людьми — не косметические изыски, а вехи трагической истории. Латать их нужно не грубыми нитками, а с осторожностью нейрохирурга. Иначе благородные морщины, обколотые мертвящим ботоксом, превратятся в гримасу зомби.
Даже самым рьяным защитникам подстанции очевидно, что она не выдерживает критики даже среди типовых проектов эпохи конструктивизма, не говоря уже о его лучших произведениях. Но лишь один город мира — Бразилиа — являет собой единый архитектурный шедевр. В остальных гениальные творения зодчества — лишь отправные точки, ориентиры, на которые равняется рядовая застройка. Но именно она и создаёт неповторимую атмосферу города, её уникальную ауру. Убери их, и сами шедевры потеряют объём и выразительность. Как нельзя представить Нотр-Дам-де Пари в Чикаго, так нельзя там представить и Смольный собор. То есть, конечно, можно, но что это будет за зрелище?
Тёмные дворы-колодцы, флигельки и сарайчики, пристроившиеся в них, чахлые деревца и вечно пожухлая трава, пробивающаяся сквозь окаменевшую землю — это Питер, детка. А всё остальное — вдруг ставшие пешеходными улицы, неуместные в северном климате велодорожки, унылые общественные пространства, «украшенные» малопонятными «дворниками», «фотографами», «ваньками» — от лукавого. Туристическая привлекательность не в них, а в грустной задумчивости Летного сада, превращённого ныне в безликую площадку для нехитрых развлечений. Это не возвращение первоначального облика, этот облик складывался столетиями, а был уничтожен в одночасье. Не только знаменитая фельтеновская решётка, но грустная запущенность и увядание были визитной карточкой сада, теперь — за дешёвым заборчиком вдоль плохо подстриженного бордюра не видна и решётка…
А впереди уже маячит реконструкция Павловских казарм. По проекту там появятся современное остекление, пробьют дополнительные двери, установят круглосуточную подсветку на крыше, построят паркинги в несколько этажей. В общем, по словам Явейна, облик здания практически не изменится. То есть, скорее всего, просто будет другое здание.
Конечно, для того, чтобы город жил, в нём должны происходить перемены. Но они должны происходить лишь по необходимости. Можно до хрипоты спорить о том, является ли танцующий дом украшением Праги, но очевидно: он построен не вместо чего-то снесённого, а на пустыре. Фрэнком Гери, великим архитектором современности, а не проектировщиком типовых торгово-офисных центров в стиле, который давно уже не комильфо даже в спальных районах современных городов.
Вероятно, когда через несколько десятилетий, новодел обветшает, он впишется в традиционную городскую среду (если таковая ещё останется) и станет более привычен взгляду коренного петербуржца. Сегодня же нарушает веками сложившуюся атмосферу, привнося не современность, а диссонанс. И в этом смысле борьба за сохранение даже самого захудалого подсобного корпуса, притулившегося в старом, грязноватом и обшарпанном проходном дворе — прямая обязанность каждого неравнодушного горожанина. Это тем более касается исторического здания, пусть и не самого презентабельного и значимого, но отмечающего важную веху в истории города. Или просто оттеняющего своей неказистостью несомненный архитектурный шедевр.
