Из восточноевропейских коммунистических первоиерархов 1989 года не осталось в живых никого. Последним ушёл 97-летний Милош Якеш. Генсек ЦК Компартии Чехословакии, свергнутый Бархатной революцией. Он скончался в ночь на 10 июля. Информация появилась почти через неделю. Никто не торопился сообщать об уходе бывшего хозяина развитой европейской страны. А ведь, что ни говори, историческая фигура, хотя бы по должности, времени и месту. Да и умер Якеш подследственным.
Надо признать, Милош Якеш не очень запомнился миру. Даже люди старшего поколения, если говорить о позднекоммунистической Чехословакии, назовут скорее Густава Гусака. Государственный строй ЧССР называли в его честь «социализм с гусиной кожей». Но последние два года системы Гусак был президентом ЧССР. А генеральным секретарём КПЧ в конце 1987 года поставили Якеша. Веяния советской Перестройки про правовое разделение властей в консервативной верхушке КПЧ отразились этак. Разделили власть между Гусаком и Якешем.
Президент Гусак был старше, опытнее, номенклатурно сильнее. Он прошёл коммунистическое подполье и войну, пыточное следствие и тюрьму при «чехословацком Сталине» Клементе Готвальде. На волю вышел без зубов. Но его хотя бы не повесили. Как генсека Рудольфа Сланского, гэбиста Карела Шваба, антифашистскую подпольщицу Миладу Горакову, антикоммунистического повстанца Иржи Ржезача… В Пражскую весну 1968-го Гусак поднялся в вице-премьеры. Предал её брежневским интервентам и местным гэбистам. После чего и стал на два десятилетия «чехословацким Брежневым».
Биография генсека Якеша сложилась куда спокойнее. Он был не из «удалого зверья» готвальдовской закалки. Под нацистской оккупацией он работал слесарем и оканчивал промышленное училище. В мае 1945-го смышлёный молодой человек вступил в КПЧ и пошёл секретарствовать по райкомам-обкомам комсомола. Быстро добрался до комсомольского ЦК, курировал там идеологию, культуру и международные дела. Сталинско-готвальдовский террор обошёл его стороной. В 1950-х учился в Москве, в Высшей партшколе при ЦК КПСС.
Из преданного сталиниста повернул в не менее преданные сторонники Хрущёва. Вернувшись в Чехословакию, пошёл по линии ЦК. Сделался пылким приверженцем Брежнева. Что Готвальд, что Запотоцкий, что Новотный нарадоваться на него не могли. Александр Дубчек в Пражскую весну тоже имел в лице Милоша Якеша чёткого единомышленника. И конечно, исполнительного функционера получил в его лице Гусак.
«Все мы тут подлецы, надо только меру знать», – таков был негласный (а иногда и гласный) принцип гусаковского партруководства. Милош Якеш соблюдал нужную умеренность. Он не подписывал «пригласительное письмо» в КПСС с просьбой оккупировать родину. Не лез в первовластители подобно второму секретарю ЦК Василю Биляку (которого сам Гусак называл «злым духом»). Сторонился телекамер и фанфар, в отличие от партийного начальника Праги Антонина Капека («Вводим в строй новую станцию метро – спасибо дорогому товарищу Брежневу за интернациональную помощь 1968 года!»). Не усердствовал в доносах и разносах, как председатель парламента Алоис Индра (тип «чехословацкого Володина»). Тихо-спокойно Якеш делал свою карьеру. Когда заведовал в надзорной комиссии исключениями «ревизионистов» из партии, к пиару отнюдь не стремился. Потом и вовсе перешёл на руководство сельхозом и пищепромом.
В высший партийный синклит – Президиум (Политбюро) ЦК КПЧ – Якеш попал в 1981 году. Курировал чехословацкую экономику, рулил командной системой. Хотя был не против кое-каких новаций хозрасчётного толка. Для лучшего выполнения плановых заданий.
Обычный путь унылой бюрократии. Но именно такие персонажи являлись хозяевами своих стран в эпохи «зрело-развитого социализма». Прошли времена исчадий типа кровавого костолома Шваба из министерства безопасности или корифея грязных дел Копецкого из министерства информации. Теперь на партийно-государственных постах, за редкими исключениями, восседали блёклые подобия Якеша. Пресловутая банальность зла принимала гротескные формы.
17 декабря 1987 года пленум ЦК КПЧ утвердил Милоша Якеша генеральным секретарём. Эта бала сложная интрига «меж великих князей» пражской верхушки. Хитроумный премьер-министр ЧССР Любомир Штроугал был горячим сторонником Михаила Горбачёва и уже видел себя архитектором чехословацкой перестройки. Старого коммунистического ортодокса Густава Гусака такие замыслы никак не устраивали. Он и произвёл комбинацию-«рокировочку»: в духе времени отдал один из постов – но в руки управляемого бесцветного консерватора.
Между Гусаком и Штроугалом возник устойчивый буфер в лице малоподвижного Якеша. А вскоре премьера удалось отправить на пенсию. Гусак подчеркнул при этом, что «Чехословакия не собирается проводить переоценку событий 1968 года».
Идеологически Якеш стоял на самых догматических позициях. Зато экономически выражался вполне в раннегорбачёвском духе «дальнейшего совершенствования плановой экономики через развитие товарно-денежных отношений». Но никаких конкретных реформ, даже самых робких, не проводил. Ограничивался разговорами. Причём блёкло-нудными. Грозного имиджа всесильного генсека он себе создать не сумел. В стране над ним по большей части хихикали. Поводов Якеш давал достаточно. Его выступления тут же расхватывались на анекдоты.
«Исторической» стала речь Якеша на закрытом совещании боссов КПЧ 17 июля 1989 года в пльзеньском районе Червены-Градек. Генсек обругал диссидентскую петицию, которая призывала освободить политзаключённых, обеспечить свободу дискуссий и завязать диалог власти с обществом (в духе горбачёвского СССР, не похожего ни на якешевскую ЧССР, ни на путинскую РФ). Очень строго пропесочил отсутствовавших в зале Вацлава Гавела, Александра Дубчека и примкнувшего к ним Вилли Брандта. Удивился, что товарищ Горбачёв никак не находит времени обстоятельно поговорить. Посетовал на то, что заработки популярных артистов превышают его оклад (скрупулёзно высчитывал разницу). «Обычно речи Якеша были заготовлены, но в Червенах он говорил без бумажки. В его фразах отсутствовала логика и связь. Получилась очень плохая речь, исполненная неграмотности, глупости, неудачного юмора и жалости к себе», – резюмирует современный исследователь. Но характерно: Якеш сказал об изоляции коммунистов в обществе: «Торчим как колья в заборе».
Предполагалось, что выступление Якеша будет передано по телевидению в записи. И случилось нечто фантастическое: цензурное ведомство не пропустило в эфир речь генсека. Вздрогнули перед бездной. Вместо этого в срочном порядке устроили симфонический концерт. Однако назавтра про колья в заборе знала вся страна. Плёнка оказалась на Радио «Свободная Европа». Начался конец.
Прошло ровно четыре месяца. 17 ноября 1989-го студенческой демонстрацией в Праге началась Бархатная революция. Якеш, разумеется, встретил её на отдыхе, в особняке политбюрошного курорта Орлик-Выстрков. На всякий случай позвонил начальнику Службы госбезопасности Алоизу Лоренцу: что там такое? Всё в порядке, ответил Лоренц, всё под контролем, отдыхайте, товарищ Якеш. Генсек охотно послушался.
Генерал Лоренц был человеком пенсионера Штроугала. Равно как премьер Адамец. Штроугал и в отставке закулисно контролировал значительную часть администрации и силовых структур. Он решил вернуться к власти «чехословацким Горбачёвым». Антикоммунистическое гражданское восстание показалось подходящим моментом. Снять генсека, ритуально бросить толпе – что может быть эффектнее?
Происходящее дошло до Якеша только на пятый день. Он попытался рыкнуть по телевизору – снова всех рассмешил. Приказал мобилизовать партийную милицию – получил из генштаба предупреждение: армия не допустит. Собрал у себя специально подобранных шахтёров – услышал от них: рабочим надоел игнор от партии и интеллигенции. Тем временем пражский кузнец Пётр Миллер выводил на улицы многотысячную рабочую демонстрацию. Именно это сделало революцию победоносной, сломав все номенклатурные планы.
24 ноября Милош Якеш был отправлен в отставку. 10 декабря туда же последовал Густав Гусак. КПЧ поклялась возродить Пражскую весну, но это никого уже не интересовало. На Круглом столе снова сказал своё слово кузнец Миллер: а не пошли бы вы куда подальше? – поинтересовался он у премьера Адамеца на перерыве в туалете. На том и порешили. 29 декабря президентом Чехословакии стал Вацлав Гавел. Проект Штроугала рассыпался вслед за властью Якеша и Гусака.
Диссидента в президенты единогласно избрал коммунистический парламент. «Как же они за меня проголосуют?» – поражался Гавел. «Они проголосуют за кого угодно и за что угодно», – отвечал новый премьер Мариан Чалфа – идейный коммунист, оказавшийся в душе убеждённым либералом и главным консультантом президента-демократа. И действительно, Чалфа организовал взаимовыгодное соглашение: коммунисты голосуют за Гавела и дают карт-бланш на самые крутые реформы – за это новые власти не преследуют КПЧ.
Соглашение удалось блестяще: Чехия, как и Словакия – демократическая и капиталистическая страна. Консервативная же Компартия Чехии и Моравии держится по сей день как парламентская оппозиция. Более десятилетия КПЧМ возглавлял университетский философ Мирослав Гребеничек. Сын поручика госбезопасности Алоиса Гребеничека, обвиняемого в применении пыток, не отвечал за отца. В юности он даже протестовал против советской интервенции. А в зрелости, хоть отца и выгораживал, но признал «жестокость тайной полиции».
Последние пятнадцать лет КПЧМ командует юрист Войтех Филип. Бывший внештатный агент госбезопасности, большой друг российского депутата Сергея Железняка (почему-то представляющего в Госдуме вовсе не КПРФ, а «Единую Россию»). Два года назад в Чехии отмечалось 50-летие Пражской весны и её подавления. Коммунисты теперь тоже вроде как осуждают интервенцию Варшавского договора. Выступил по теме и Филип. Он заявил, что путинская РФ не несёт ответственности за вторжение и оккупацию – потому что Брежнев был украинцем…
Чешские политики умеют приколоться. Коммунисты тоже. Этого у них не отнять. При этом компартия – не последний пока что элемент национальной политической системы. Позиции их понятны: побольше бюрократии, поближе к Москве. Но они очень прагматичны. Не раз коммунистические депутаты негласно сотрудничали с демиургом чешского либерализма Вацлавом Клаусом. Весьма взаимовыгодно.
Милоша Якеша эти увлекательные игры впрямую не касались. Из КПЧ его исключили, в КПЧМ не позвали. Страна вообще на годы о нём забыла. Зато Якешу не пришлось стреляться, как секретарю Капеку и гэбисту Шалговичу. Не пришлось бежать из Чехии, как секретарю Биляку и генералу Лоренцу. Он надолго пережил Индру (умер в 1990-м), Гусака (в 1991-м), Дубчека (в 1992-м).
Экс-генсек праздновал 1 мая. Писал книги, в которых выводил генеалогию КПЧ не меньше, чем от Яна Гуса. Ругал Горбачёва. Хвалил Путина. Не прощал бывших коллег по власти. Когда его спрашивали о революции и диссидентстве, отвечал, будто диссиденты в революции были не причём – «всё сделали Штроугал, Лоренц и Адамец». Штроугал, кстати, поныне ругает себя: «недооценил диссидентов». Понять, что революцию совершили Пётр Миллер и его заводские товарищи, эти органически неспособны. Ну, как здешние чиновники про хабаровские протесты – всё ищут, кто подговорил, кто заплатил…
Проблемы у Якеша начались в 2002 году. Якеша с экс-премьером ЧССР Ленартом привлекли к суду за государственную измену в 1968-м. Но пришлось оправдать – законов ЧССР они не нарушали, ибо коммунисты писали их под самих себя. А письма в Москву ни Якеш, ни Ленарт не подписывали. (Главный подписант Биляк тоже находил себе оправдание: «Я не писал Брежневу! Я написал всего лишь в ЦК КПСС…») И надо было слышать, с каким пафосом ветераны-коммунисты обличали суд Чешской Республики: вы, мол, возрождаете репрессии времён проклятого Готвальда!
Якеш вернулся к частной жизни. Но она повернулась трагично. В 2013 году не стало его жены и покончил с собой внук. Год спустя старика сбила машина, но он оказался крепок и сумел восстановиться. Однако, конечно, далеко не вполне. Последние месяцы Якеш вообще не покидал квартиры, опасаясь коронавируса. Иногда даже беседовал с журналистами. «Вы не боитесь ада? – Нечего бояться: ада нет. Есть крематорий». Говорил бы он так в Червены-Градеке – иначе бы вошёл в историю.
В прошлом году чешское правосудие вновь обратил взгляд на 97-летнего Милоша Якеша. Вместе с 95-летним Штроугалом (встретились-таки друзья) и 89-летним экс-министром внутренних дел Вайнаром его привлекли по делу об убийствах на госгранице. С середины 1970-х по конец 1980-х девять человек погибли, пытаясь вырваться из ЧССР в ФРГ или Австрию. «Через тридцать лет пришла пора справедливости», – сказал об этом уважаемый в Чехии политик и юрист Иржи Поспишил.
Однако Якеш справедливости не дождался. В ночь на позапрошлую пятницу он умер в специальной долгосрочной больнице для пациентов, не имеющих перспективы. «Невероятная жизненная сила», – говорили о нём врачи. Похоронен Милош Якеш 14 июля. Сообщение об этом было сделано задним числом. Родственники не хотели публичности.
Так совпало, что ещё 29 июня умер 88-летний Мариан Ожеховский. Польский высокопоставленный коммунистический политик, член Политбюро и секретарь ЦК ПОРП, министр иностранных дел ПНР. Информация о его смерти стала известна только после 5 июля. Не рвутся о таком сообщать.
А ведь крупный был деятель. «Если враг не прислушивается к силе аргументов, мы должны использовать аргументы нашей силы», – говорил Ожеховский о «Солидарности» в 1981 году, незадолго до военного положения. Но – сила силе доказала… И какой бы печальной ни была кончина всеми забытого Ожеховского – всё же не так он умер, как другой член Политбюро и секретарь ЦК. Здзиславу Грудзеню, интернированному вместе с Эдвардом Гереком («группа лиц, ответственных за кризис»), просто не стали вызывать врача.
Николае Чаушеску расстрелян румынами в Рождественскую революцию 1989-го. Эрих Хонеккер, потеряв ГДР, милостью властей ФРГ выпущен из тюрьмы и в 1994-м умер в эмиграции. Карой Грос скончался на родине в 1996-м, сильно разочарованный в немарксистском венгерском народе (Яноша Кадара венгры проводили в последний путь ещё в 1988-м, и неизвестно, в какой мере предвидел он грандиозность перемен). Тодор Живков покинул мир и Болгарию, цинично ухмыляясь после долгого домашнего ареста в 1998-м. Войцех Ярузельский, опрокинутый всепольской солидарностью, ушёл из жизни в 2014-м, успев подружиться с Лехом Валенсой. Не увидел генерал, как президент Польши Анджей Дуда подписывает закон об отмене срока давности за преступления коммунизма – это случилось в прошлую субботу. А вот Милош Якеш и Густав Гусак подобное увидели: акт, объявляющий коммунистический режим преступным, а сопротивление ему – законным и уважаемым, действует в Чехии с 1990 года.
Ещё двое пали позднее. Рамиз Алия недолго побыл «албанским Горбачёвым». Албанцы спросили с партбоссов за чудовище ходжаизма, за угнетение и террор, расправы, убийства и тюрьмы, за погибших национальных героев. Оставив в 1992-м президентский пост, в 1994-м Алия отправился в камеру. Где от души пообщался с глубинным народом, в том числе головой об железную дверь. Умер он в 2011-м – многое переосмыслив и попросив прощения.
Слободан Милошевич продержался в президентах Сербии и Югославии дольше других. Начал и проиграл четыре войны. Связал своё имя с массовыми убийствами. Свергнут был восставшим Белградом в 2000 году (а отнюдь не «натовскими бомбардировками» 1999-го, как любят путать его симпатизанты). Умер в 2006-м под Гаагским трибуналом.
Такие разные пути и концы. Но все едины в яростной борьбе за вечную власть. И едины в поражении. Кто забыл, опоздает вспомнить.
Никита Требейко, «В кризис.ру»
