Протестное движение в странах «социалистического лагеря» развивалось по-разному. В Берлине 1953-го восстание залили кровью, в Будапеште 56-го – большой кровью. Румыны то бунтовали, то тормозили, пока не врезали от всей души. Болгары сначала долго партизанили, потом долго ждали, пока правители не рухнули в собственной грызне. Польша десятилетиями собирала «Солидарные» силы, с которыми под конец власти не решились бороться. Неповторимый колорит борьбы был и в Чехословакии. Даже так – в Чехии и Словакии. Когда слышишь о 25-летии Бархатной революции, вспоминается в основном Прага. Но от этого годовщина не становится менее значимой.
Чешско-хрустальный порядок
Каждое звено в цепи восточноевропейских «народной демократии» Кремль ценил по-особому. ЧССР – за мощный промышленный потенциал, урановые рудники и законопослушное население, воспитанное веками германского орднунга.
В отличие от соседней Польши, антигитлеровское сопротивление в Чехословакии было в основном прокоммунистическим. Но опять-таки надо отделить Чехию от Словакии. Прага являлась центром германского протектората, а Братиславе властвовал режим Йозефа Тисо с формальными атрибутами независимого государства. Словацкое национальное восстание походило на бунт недовольных военных, правильно направленный советскими военными разведчиками. Получилась крупномасштабная разведывательно-диверсионная операция, призванная обеспечить проход советских войск через горные перевалы в Бескидах. Кстати, не очень удачная.
В Чехии же Сопротивление ограничивалось в основном агитацией, саботажем и отстрелом немецких офицеров. Всё перевернуло убийство «нацистского Люцифера» Рейнхарда Гейдриха 4 июня 1942 года. Немцы ответили уничтожением Лидице и Лежаки со всем населением. Ликвидировали Гейдриха ликвидировали словак с чехом по распоряжению эмигрантского правительства при участии британского Управления специальных операций. В главном акте местного сопротивления коммунисты рядом не стояли. Однако именно они в глазах населения оказались главной силой отпора гитлеризму.
На свободных ещё выборах 1946 года КПЧ набрала треть голосов по всей Чехословакии, а в Чехии и вовсе 40%. Конечно, этому немало поспособствовали и отряды партийной милиции, и присутствие советских войск. Но факт остаётся фактом: сталинистов поддержали организованные работники «Бати» и «Шкоды» вкупе с рационально мыслящими интеллектуалами-прагматиками. То же повторилось 25 февраля 1948-го, когда КПЧ совершила государственный переворот. Мало кто попытался сопротивляться в схватке с «народной милицией». Зачем? Кого защищать? Президента Бенеша, десять лет назад сдавшего страну немцам? Давайте посмотрим, что получится у Клемента Готвальда.
Получились Злата Прага, Карел Готт, Хелена Вондрачкова, мотоциклы «Ява», чешский хрусталь. И 231-я статья местного УК. Почти 300 тысяч по тюрьмам, лагерям, трудколоннам и урановым рудникам. Для 15-миллионной и вполне законопослушной страны – явный перебор.
Правда, расстрелов было немного. Можно сказать, вообще не было. В Чехословакии по смертным приговорам не расстреливали, а вешали. За политику повесили 248 человек. Словаки воевали в горах бок о бок с соседями-украинцами, пока партизан не зачистили в войсковых операциях. В Чехии драматично повернулось колесо истории – в антикоммунистическое сопротивление зачастую шли подпольщики-антинацисты. Милада Горакова выжила в гитлеровском концлагере, и взошла на виселицу в готвальдовской тюрьме.
Группа Ржезача-Сиротека-Шимы жгла парткомы, стреляла по партактиву, разбрасывала листовки. На 5-летнем боевом счету – 1 убитый полицейский. Моряка, крестьянина и рабочего повесили. Веселее делали своё дело братья Цтирад и Йожеф Машины. Эти и коммунистических силовиков отстреляли побольше, и даже чуть не подорвали поезд самого Готвальда. А потом ещё и оторвались от преследования, через ФРГ ушли в Штаты. Офицер чехословацкой армии Вратислав Янда, прошедший немецкий концлагерь, наоборот, от американцев вернулся в Чехию. Где и был повешен за «подготовку вооружённого мятежа». Можно вспомнить антикоммунистических агитаторов из «Белого легиона», катакомбных католиков «Тайной церкви». Но это почти всё. Страна не замечала потери бойцов.
Диктатура вялости
Четыре десятилетия можно изложить несколькими фразами. К знаковому 1953 году в Чехословакии была установлена партийная диктатура, экономическая госмонополия, навязаны колхозы, насаждена цензура. Свирепствовала местная ГБ, она же StB, на пару с «народной милицией». В репрессиях не мелочились, через мясорубку пропустили даже генсека Рудольфа Сланского.
Экономика, однако, держалась. Страна развитая, растратишь нескоро. Да и орднунг, который и в Чехословакии – орднунг. Бюджетные дебет с кредитом сводили исправно. Нищеты не было, в принципе каждому давали заработать на кружку пива с утопенцами или кнедликом. Рабочие бунты вспыхнули лишь в июне 1953 года. Спровоцировала их конфискационная денежная реформа. В Пльзени 1 июня 20 тысяч человек (кстати, при немалом числе коммунистов) вышли драться с полицией и особенно ненавистной милицией КПЧ. Власти открыли огонь, ввели в город танки. Сотни раненых и арестованных, но без трупов обошлось. После Пльзени реформу смикшировали, влили средства в потребительский сектор, дали негласную отмашку некоторому количеству ремесленников и «спекулянтов». Но строго предупредили: типа, «партия не позволит возводить рабочего в культ! закон для всех один!»
Но было одно «но». Для какой-нибудь другой страны малосущественное, а для Чехии наиважнейшее. По своему менталитету чехи уважают людей мыслящих, грамотных, культурных. Это создавало психокомплекс даже в партноменклатуре – неловко, когда не можешь поговорить с тем, кого больше всех уважаешь. Но интеллектуальный спор явно не был стихией новотных и гусаков. Кадров, адекватных запросу, хотя бы вроде партийного дипломата Вайнара, катастрофически не хватало. Соответственно, на стыке постоянно искрило.
Пражская весна стала расплатой за неумение властей по-умному общаться с своим народом. В начале 1968-го у руля встали люди, лучше Антонина Новотного соответствующие чешским представлениям об адекватности – Александр Дубчек, Франтишек Кригель, Йожеф Смрковский, Людвик Свобода. Прозвучало несколько здравых мыслей – очень, кстати, умеренных, в духе хозрасчёта и социалистического плюрализма. Передовой экономист Ота Шик, считавшийся опаснейшим «закапиталистом», продумывал модели самоуправления госпредприятий (впоследствии эти плодотворные инициативы подхватит в СССР Михаил Сергеевич с соответствующим результатом) и выводил на пражские улицы индивидуальные таксомоторы. О большем старались не задумываться. Да и это всячески тормозилось консервативным партаппаратом, увязало в идеологических проверках и бесконечных разговорах.
Агрессию, причём по делу, проявляли лишь очень немногочисленные идеологи социализма. Как марксистский философ Иван Свитак, звавший рабочий класс на борьбу против чиновных эксплуататоров и их иностранных покровителей. Да и то, самые жёсткие выступления Свитака с призывами к вооружённому сопротивлению относились уже к периоду советской оккупации.
Начались дискуссии, поднялся массовый энтузиазм. Мирно, законно, дружелюбно. С человеческим лицом, короче. В ответ – танковое шествие, больше ста убитых. И двадцать лет оледенения. Отголоском стали лишь ледовые же схватки советских и чехословацких хоккеистов, похожие на реальные бои.
Но был и скрытый отголосок. Национальная интеллигенция повела активную диссидентскую борьбу. В этом она опиралась на свой исторический авторитет в обществе, распространённый снизу доверху. Номенклатурная клика Густава Гусака (кстати, бывшего политзека), ушибленная своим очевидным статусом коллаборационистов, конечно, подавляла фронду. Но как-то вяло. В духе, «ну да, подлецы мы, но постарайтесь нас понять, жить как-то надо».
Это сказалось во второй половине 1980-х. Даже под влиянием горбачёвской перестройки вялый чехословацкий аппарат не породил ни умного поляка Ярузельского, ни смелого венгра Пожгаи. Вообще ничего, кроме кадровых перемещений и умозрительной опоры на спецслужбы.
Волна и снос
Прошло 20-летие Пражской весны и танковой «интерпомощи». Первыми на улицы вышли студенты, которые помнили о Яне Палахе, Данусе Музыкаровой и десятках других погибших соотечественников. Лозунги самые мирные – в честь 70-летия независимости или 40-летия Всеобщей декларации прав человека. Власти повздыхали и взялись за дубинки. Но время-то было какое? «Процесс уже пошёл». Берлинская стена уже пала.
17 ноября 1989 года тысячи молодых людей двинулись по Праге с пением студенческого гимна «Гаудеамус». Секретарь столичного горкома Штепан приказывал разгонять, но полиция министра Кинцла почему-то сначала не вмешивалась (вдумаемся: полиция не слушает партию…). Тем временем в толпе появился доселе никому не известный студент Мартин Шмид, звавший демонстрантов на прорыв. Появился местный ОМОН «Красные береты». Началось избиения. Разнёсся слух о гибели Шмида.
Поражение? Нет, полная победа. Коммунистический режим ЧССР этого уже не перенёс. Хотя потом выяснилось, что никакого студента Мартина Шмида в природе не существовало. Зато существовал лейтенант Людвик Зифчак, выполнявший спецзадание генерала госбезопасности Алоиса Лоренца. Умело притворившийся мёртвым.
Кому и зачем это было надо? Понять можно, приглядевшись к дальнейшим событиям. Буквально сразу началась самозачистка чехословацкой партноменклатуры. На смену пожилым бонзам двигалась молодая поросль, опекаемая 65-летним патриархом партгосаппарата Любомиром Штроугалом, прослужившим от Готвальда до Якеша.
Все там были связаны с полицией и госбезопасностью. Тот же Штроугал в своё время был главой МВД, да и потом в качестве секретаря ЦК и премьер-министра курировал это ведомство вкупе с StB. Среди его контактов был и генерал Лоренц. Схема почти классическая: тупая прогнившая власть бескровно свергается волной народного гнева, которую направляют хитроумные «перестройщики». Такой сценарий устраивал даже часть интеллигентской богемы – поэт Горачек и рокер Коцаб тут же предложили посредничество. Новый генсек Урбанек торжественно обещал идти путём Пражской весны. Ему вторил ближайший сподвижник Могорита. А премьер Ладислав Адамец на ночных переговорах конкретно предлагал оппозиции аж четверть министерских постов.
Разговаривать обо всём этом лидеры протеста не стали. 18 ноября с Пражского театра началась забастовка интеллигенции. Писатели, артисты и профессора, самые уважаемые люди Чехии во главе с драматургом Вацлавом Гавелом, шли как ударный отряд Гражданского форума. Движение поддержала католическая церковь. 23 ноября рабочие прогнали партсекретаря Штепана и во главе с кузнецом Петром Миллером пошли на помощь студентам. 27 ноября забастовала практически вся Чехословакия.
До коммунистической верхушки дошло, что Якешем, Гусаком и Штепаном откупиться уже не получится. 29 ноября депутаты от КПЧ убрали из конституции статьи о главенстве компартии и о марксизме-ленинизме (типа как бы ЕР проголосовала за импичмент Путину…). Боевики кровавой «народной милиции» организованно сдали стволы. 29 декабря Вацлав Гавел стал президентом Чехословакии. Занавес.
Техника памяти
Остальное оказалось делом чешской техники. Демократия по полной программе. Приватизация и либерализация без шока. Вступление в НАТО и ЕС. Мирный развод со Словакией. Признание режима 1948-1989 годов преступным, а сопротивления законным. Люстрация, очистившая многие властные кабинеты от экс-партийцев и гэбистов, которые эксами не бывают.
Кое-кто, как Штепан с Кинцлом, и посидеть успел. Строго по суду, без линчеваний. На Штроугала, например, доказательной базы не хватило – значит, свободен. Другим повезло ещё больше – Урбанек занимался бизнесом, Могорита мыл посуду в лондонском общепите.
Лидеры оппозиции в большинстве своём ненадолго сходили во власть, а потом вернулись к прежним занятиям. Коммунисты власть не удержали, перестройщики к ней не прорвались, но и диссиденты там не прижились. Кто же остался на трубе?
Наверх поднялись «буржуазные специалисты» прежнего режима. Экономисты, технологи, консультанты. Первый и главный – Вацлав Клаус, архитектор чешских реформ, самых эффективных в регионе. Экс-премьер, экс-президент и член совета директоров энергетической госкомпании CEZ. Которую в половине Европы называют «Чешские пираты». Успешно продвигающей в новых условиях захватные схемы КГБ-StB. Как говорил непонятый Гусаком Михаил Сергеевич, «надо перестроиться и начать работать по-новому». Остаётся добавить, что Клаус – пожалуй, сильнейший из нынешних европейских союзников Путина.
Говорят, на чужом опыте нужно учиться. На это отвечают: бесполезно. Но почему бы не помечтать?
Как бы повернулось развитие нашей страны, окажись руководство КГБ СССР не в ГКЧП, а за столом переговоров с «Демократической Россией»? Или – окажись при Горбачёве более просекающий ситуацию Штроугал? А если перенестись в иную историческую эпоху – помнили ли те, кто уводил декабрьских демонстрантов 2011-го в болотный загон, как отвечали на предложения Адамеца лидеры Гражданского форума? Если не помнили, пусть вспоминают теперь. Юбилей – подходящий момент.
Аркадий Орлов, «В кризис.ру»
