В последнее время Владимир Путин часто допускает эффектные словесные эскапады. Очередной казус произошёл в телефонной беседе президента РФ с председателем Еврокомиссии Жозе Мануэлом Баррозу. Главный еврокомиссар процитировал собеседника следующим образом: «Если я захочу, то возьму Киев за две недели». Причём процитировал на заседании Евросовета. Тут же возник информационный девятый вал. Западные журналисты занялись поиском свидетелей, и, что всего невероятней, одного-таки нашли. Помощник президента РФ Юрий Ушаков бросился опровергать: мол, слова вырваны из контекста и имеют совершенно другой смысл. Какой? Этого пока не уточняется.
Есть подозрения, что тираду Владимир Путин произнес, когда речь зашла о российских войсках в Украине и очередных санкциях ЕС. Санкции оставим за скобками. Рассмотрим военный аспект.
Порой говорят, что после распада СССР Киев унаследовал арсенал, вводящий Украину чуть ли не в первую пятёрку военных держав. Сами по себе такие оценки во многом голословны. Помнится, что югославская армия считалась шестой по мощи, иракская пятой… Такие рейтинги, как футбольная классификация ФИФА, имеют мало общего с реальностью. Не говоря о том, что численность и оснащение всего не определяют.
Но всё-таки. На территории УССР действительно базировались весьма боеспособные соединения советской армии. Здесь располагались три военных округа – Киевский, Одесский, Прикарпатский. Они олицетворяли стену, об которую должен был разбиться враг, если преодолеет стратегическое предполье восточноевропейских «стран народной демократии».
Киевский военный округ, в числе прочего, включал в себя 1-ю и 6-ю гвардейские армии (со штабами соответственно в Чернигове и Днепропетровске). Под конец Советского Союза 1-я гвардейская имела на вооружении 763 танка, 617 БМП и БТР, 324 единицы орудий, миномётов и РСЗО. 6-я гвардейская располагала 462 танками, 228 БМП и БТР, 218 орудиями, миномётами и РСЗО. К Одесскому округу принадлежала 14-я гвардейская общевойсковая армия со штабом в Тирасполе – 229 танков, 305 БМП и БТР, 328 орудий, миномётов и РСЗО. К Прикарпатскому округу относились 8-я гвардейская танковая армия (штаб в Житомире), 13-я общевойсковая Краснознамённая армия (штаб в Ровно), 38-я общевойсковая Краснознамённая армия (штаб в Ивано-Франковске): в общей сложности 1573 танка, 1399 БМП и БТР, 636 орудий, миномётов РСЗО. Кроме этого – сотни соединений и частей различного назначения и порядка подчинения, от стройбата до спецназа. Общее количество военнослужащих доходило до полумиллиона.
В Украине располагалась и ракетная армия, подчинённая командованию РВСН СССР. Её штаб находился в Виннице, ракетные базы – в Хмельницком, Луцке, Ромнах и Первомайске. И это были не какие-то тактические «Точки», а вполне себе баллистические и межконтинентальные СС-19 и СС-24. Сейчас некоторые горячие головы говорят – мол, будь у Украины хотя бы одна такая ракета, не было бы сейчас войны. Возможно. Однако в декабре 1994 года Леонид Кучма, Борис Ельцин, Джон Мейджор и Билл Клинтон подписали в Будапеште Меморандум о гарантиях безопасности в связи с присоединением Украины к Договору о нераспространении ядерного оружия. Иначе говоря, соглашение о ядерном разоружении Украины в обмен на гарантии её суверенитета и незыблемость границ. Последовал демонтаж пусковых комплексов и передача ракет в ведение РФ. А потом последовал «Крым наш!», показавший цену бумажным гарантиям по сравнению с гарантиями реальными.
22 года независимости Украина не только не воевала, но и не собиралась ни с кем воевать. В итоге, когда случилась аннексия Крыма, армии у неё фактически не было
Очевидно, что 22 года независимости Украина не только не воевала, но и не собиралась ни с кем воевать. Своей Чечни там не было, за «федерализацию» никто под пули не шёл, «принуждать к миру» тоже никого не приходилось. Поэтому боевая подготовка велась скорее на факультативном уровне. Призыв то вводили, то отменяли, работа с мобилизационными ресурсами шла больше на бумаге. За отказниками особо не гонялись. Конечно, воровали. Кто не мог утащить домой полезную вещь, недорабатывал на службе. В итоге, когда случилась аннексия Крыма, за громкими названиями соединений, вроде двинувшихся к Перекопу, стояло лишь несколько тысяч штыков, из которых несколько сот готовых к применению. Фактически армии у Украины на тот момент не было.
Вооружённые силы РФ, стянутые на российско-украинскую границу, по всем признакам стали использоваться не только для устрашения и моральной поддержки «ополченцев». Их задача — вернуть Украину в сферу кремлёвского контроля, подавить революцию Майдана
Самое интересное началось потом. Как нередко бывает в революцию, армия вдруг появилась. Идеологически мотивированная, оттого пассионарная, усиленная добровольческими батальонами и вполне боеспособная. Именно она после пары-тройки месяцев разброда и шатаний – не будем забывать трагическую судьбу частей, которые попали в приграничный котел летом этого года – начала шаг за шагом «принуждать к миру» на востоке страны. Ещё месяц назад вполне допускалось, что активная фаза АТО закончится где-то в октябре. И тут случилось то, что случилось. «Гибридная война» стала перерастать в «обычную» фронтовую войну XX века. Вооружённые силы РФ, стянутые на российско-украинскую границу, по всем признакам стали использоваться не только для устрашения. И не только для моральной поддержки внезапно покинувшего «Новороссию» Гиркина-Стрелкова.
Какова конечная цель этих «подводных лодок в степях Украины»? Кабинетные интеллектуалы с военным уклоном говорят то о «коридоре в Крым», то о «проекте Новороссия». Установить сухопутное сообщение с присоединённым полуостровом, отторгнуть массив из восьми областей спорной исторической принадлежности… Очень это европейское, причём современно-европейское мышление. Гораздо правдоподобнее иная мотивация: вернуть Украину в сферу кремлёвского контроля, подавить революцию Майдана, показать, что бывает за такие дела. Ведь внешняя политика начинается дома и в конечном счёте нацелена на решение внутренних проблем. Какова главная проблема властей РФ? Сохранение себя как властей. И в таком разрезе без взятия Киева не стоило ничего затевать. Так что проговорка с Баррозу закономерна, в каком бы ракурсе она ни прозвучала.
При существующем соотношении военных сил взятие Киева российскими войсками возможно. Это означает тотальную партизанскую войну
Возможно ли взятие Киева российскими войсками? При существующем соотношении военных сил – конечно, да. Массированный танковый прорыв, бросок ВДВ, удары по нескольким сходящимся направлениям из Приднестровья, из Крыма, из России – украинскую оборону вряд ли удалось бы продержать дольше названного Путиным срока. Примерно в таком положении оказалась Польша 75 лет назад. Дрались поляки отчаянно, но исход был предрешён.
С оперативно-тактической точки зрения главной силой вторжения должны стать воздушно-десантные войска. Между прочим, в ближайшее время их численность планируется увеличить примерно вдвое – до 72 тысяч человек. Занятые ими пятна сразу будут «наполняться и объединяться» тяжёлой бронетехникой и мотострелками. Следом за армией двинется условный «СМЕРШ». В связи с этим добавим, что последние события показали слабость, если не отсутствие, украинской стратегической разведки. Можно даже сказать, что сотрудники украинских спецслужб явно дорожат дружбой с российскими коллегами и стесняются доставлять им служебные неприятности.
Так бы, вероятно, теперь и было. Если бы кто-то всерьёз мог рассчитывать на быстрое и окончательное решение украинского вопроса. Но ясно, в какую мега-Афгано-Чечню вылилась бы подобная операция (ведь справиться с бандеровским движением 1940-1950-х до конца не удалось даже Сталину). И что бы получилось в России вместо укрепления режима.
Боевую мощь сегодняшней украинской армии оценить сложно. Загвоздка в том, что некоторые наблюдатели отмечают, скажем так, неровные тенденции в высшем военно-политическом руководстве страны. Бытует мнение, что далеко не все рады тому героическому ореолу, который закрепился в украинском обществе за бойцами добровольческих батальонов. Кое-кто предпочёл бы видеть их не столько героями, сколько мучениками. Отсюда – отсутствие армейской поддержки при попаданиях в окружение.
Добавим и невнятные разговоры о введении военного положения. Тревоги добавляют «тёрки» в военной верхушке, вокруг министра обороны Валерия Гелетея и начальника генштаба Виктора Муженко. Тем временем выясняется, что, например, на заводе имени Малышева в Харькове стоят без дела с полтысячи новых танков, не переданных в войска. Берегут на черный день? Или готовят в подарок по истечению «двух недель до Киева»? Между прочим, за четыре месяца АТО это предприятие, постоянно наращивающее выпуск продукции, не получило от Минобороны ни одного танкового заказа.
Чудом вырвавшийся из иловайского котла командир батальона «Донбасс» Семён Семенченко обещает в случае иностранного вторжения тотальную партизанскую войну. Министр Гелетей говорит о «Великой Отечественной войне украинского народа»… Тогда-то, надо думать, враз откроются армейские склады для добровольцев, которые сейчас сидят безоружными по пригородным лагерям. И тогда многие вспомнят слова Александра Исаевича Солженицына: «Возникни, не дай Бог, русско-украинская война — сам не пойду на неё и сыновей своих не пущу».
В общем, сапоги российских солдат можно омыть в водах Днепра. Но нужно ли кому-то?
Скандал же вокруг сказанного Путиным в разговоре с Баррозу набирает обороты. Постоянный представитель России при Евросоюзе Владимир Чижов направил председателю Еврокомиссии просьбу санкционировать публикацию беседы (тут отчего-то решили соблюсти дипломатический этикет). «Если вы не сообщите о своих возражениях против этого в течение ближайших двух дней, документ будет обнародован», – предупреждает Чижов. Всё-таки, значит, Кремль не сильно обрадован такой утечкой, типа «захочу и возьму».
Появляются и глубоко научные объяснения. «Перевод неясной русской модальности в одну из гораздо более чётких разновидностей романского или даже германского условного периода всегда не то чтобы проблема, но наш человек, который переводит с русского или сразу говорит на одном из романских языков, часто пренебрегает разницей между casus potentialis и casus irrealis, всё ещё возможным и чисто гипотетическим событием, потому что у нас в языке они почти неотличимы», – пишет филолог-античник Александр Баунов, бывший дипломат, сотрудник российского посольства в афинах. Вот, оказывается, как всё просто. Надо только не пренебрегать разницей между casus potentialis и casus irrealis.
Аркадий Орлов, «В кризис.ру»
