40 лет назад в долине Жиу забастовали десятки тысяч румынских шахтёров. Предыстория и ход этой стачки, путь протеста от наивной веры в диктатора к его свержению – тема актуального для современной России рассказа Sensus Novus.

В начале 2017 года в Румынии прошли массовые протесты против планов социал-демократического правительства смягчить наказания за коррупцию и «превышение полномочий». Властям пришлось пойти на попятную, а министр юстиции Флорин Иордаке, разрабатывавший «реформу», ушёл в отставку. Но не всегда победа давалась румынам так быстро. Сегодня 40 лет, как началась шахтёрская забастовка в долине Жиу. Её участники в конце концов победили. Но путь к победе был долог.

Николай и Лиза

Румынией 1977 года правил тёзка последнего российского императора — Николае Чаушеску. Однако если российский Николай начал царствовать Ходынкой, то у Николая румынского дела поначалу шли не так плохо. Народ его принял. Первым делом Чаушеску реабилитировал жертв репрессий времён Георгиу-Дежа. Был взят курс на обособление от Организации Варшавского договора и даже осудил ввод советских войск в Чехословакию в 1968-м, что понравилось патриотически настроенным румынам. Чаушеску поощрял рождаемость, а заодно ослабил гонения на религию. Это позволило многим верующим считать его не худшим представителем коммунистического племени.

Среди освобождённых была Элизабета Ризя — легендарная «румынка Лиза» — антикоммунистическая партизанка, православная монархистка, продолжательница дела антиосманских гайдуков. Это выглядело символично. Ризя и такие, как она, были олицетворением румынского антикоммунистического повстанчества. Крестьяне внутренних провинций, прихожане Румынской православной церкви, верные королю, сопротивлялись коммунистическому произволу, принудительной коллективизации и государственному атеизму. Из 50 тысяч партизан таких было тысяч 35-40.

Остальные происходили из городов — чаще всего рабочие, реже бизнесмены, ещё реже королевские чиновники, офицеры, священники. В подавляющем большинстве беспартийные монархисты, как Элизабета Ризя. Если же имели политические пристрастия, то обычно — сторонники крестьянских партий. Изредка — либералы. Встречались, кстати, и коммунисты с сочувствующими. Не реже, чем фашисты-железногвардейцы. Но при этом те и другие все присягали «Михаю I, королю всех румын». Для коммунистов, боровшихся против «сталинских перегибов» и подчинения Москве, приход Чаушеску означал победу.

В первые годы правления Чаушеску заседала специальная комиссия «по расследованию злоупотреблений» мрачных времён Георгиу-Дежа. Возглавлял её, правда, Думитру Мазилу, который сам был полковником и директором училища госбезопасности. Но и это уже кое-что. Николае разрешил читать иностранную прессу и высказывать суждения по тому или иному околополитическому вопросу. Однако — в рамках дозволенного. А эти рамки постоянно сужались.

Замкнутый круг эпохи

Чаушеску не для того пришёл к власти, чтобы, сделав доброе дело, тут же уйти. Нет, его интересовала неограниченная власть, желательно до самой смерти. (К слову, так и вышло.) Запас добрых дел понемногу иссякал, а ничего нового командно-административная система предложить не могла. Да и зачем, когда есть готовое «единственно верное учение»? Так Чаушеску замкнулся в роковом кругу.

Марксизм-ленинизм не мешал правителю продвигать по карьерной лестнице членов своей семьи. Сын Валентин руководил футбольным клубом «Стяуа», который, разумеется, многократно выигрывал Чемпионат Румынии, а в 1986-м умудрился взять Кубок чемпионов и Суперкубок УЕФА. Другой сын по имени Нику руководил регионом Сибиу. Оба, кстати, физики, а первый ещё и ядерщик. Чем ещё заниматься ядерщику, кроме как руководить футбольным клубом? В государстве, где всё решают блат и номенклатурные привилегии, подобные вещи не должны удивлять.

Красоту Чаушеску тоже любил. В его представлении данное понятие было синонимом помпезности. Поэтому старые исторические здания в Бухаресте сносились, а вместо них возводились многоэтажные гиганты, призванные увековечить «золотую эпоху». Руководил этой «реновацией» примар (мэр) Бухареста Ион Динкэ. В Политисполкоме ЦК румынской компартии (РКП) он курировал органы госбезопасности. Ему подчинялась грозная Секуритате, основанная приднестровским евреем Пантелеем Боднаренко по кличке Пантюша — он же генерал безопасности Румынской народной республики (РНР) Георге Пинтилье.

За пятнадцать лет командования Секуритате Пинтилье репрессировал 400 тысяч человек. Бывшего генсека Штефана Фориша, конкурировавшего с Георгиу-Дежем, Пантюша забил ломом собственноручно. Характерно, что при Чаушеску он уже пьянствовал на пенсии и слушал «Свободную Европу». Такие кадры были уже как бы не совсем приличны. Однако новый глава РКП и Социалистической республики Румыния (СРР) оказывал этому «ломом подпоясанному» подчёркнутое уважение.

Конечно, Динкэ было далеко до Пинтилье. Но и в его кабинете на столе открыто лежал пистолет. Не зря Динкэ прозвали «Телегой» («Te-leagă» с румынского переводится как «вы арестованы»).

Под стать куратору был руководитель Второго департамента экономической контрразведки Секуритате по имени Эмиль Макри. Его реальная власть значительно превышала официальный статус. Макри отличался не только жестокостью, но и хитростью. Чаушеску такие люди импонировали, и он приблизил Эмиля к себе. А вот жене кондукатора Елене Чаушеску экономический контрразведчик не нравился. Слишком много накопал информации о тёмных делишках семьи и партии. Слишком откровенно на это намекал.

Постоянным напарником Макри был другой генерал безопасности — Николае Плешицэ. Тоже ярчайшая личность. Потомственный бандит, примкнувший к коммунистам. При Георгиу-Деже — офицер карательных подразделений, дослужился до директора Секуритате и секретаря МВД. При Чаушеску был несколько приторможен, назначен начальником внешней разведки. Организовывал сотрудничество Секуритате с международными контрабандистами и террористами. На этом участке авантюризм Плешицэ был точно к месту. Но при необходимости заслуженного карателя переключали на внутренние дела.

Их начальником со временем стал Тудор Постелнику как директор Секуритате. Этот не прошёл кровавой школы Пантюши, не отличался хитроумием Макри и разбойничьей лихостью Плешицэ. Зато, как и полагается царскому постельничему, этот бывалый комсомолец всегда находился рядом с Николае. Завершив комсомольскую карьеру, он успел послужить в орготделе ЦК, побывать провинциальным партсекретарём. Коньком Постелнику было раздувание культа личности Чаушеску.

Партийно-государственной администрацией ведал секретарь ЦК Эмиль Бобу. Экономическую политику определял премьер Маня Мэнеску. Эти двое были не просто членами Политисполкома ЦК РКП — они принадлежали к семейному кругу Николае и Елены. Руководящим центром РКП было не формальное партийное руководство, а придворная клика кондукатора из семьи, охранки и избранных высших чиновников. Они олицетворяли самое наглое «комчванство», против которого забурливала глухая ненависть масс. Глухая лишь поначалу.

К середине 1970-х экономика СРР явно проседала. В политике закручивались гайки. Культ Чаушеску с каждым годом становился всё более назойливым. Ослабив связи с Советским Союзом, Чаушеску сблизился с Китаем и капстранами. Румынская нефть потекла на Запад. Неудивительно, что энергетический кризис 1973-1974 годов сильно ударил и по румынскому народу. Разумеется, не по отъевшемуся на бюджетных деньгах номенклатурщику, а по обычному рабочему.

Следующим ударом стало землетрясение, случившееся 4 марта 1977-го в 21:22 по местному времени. Эти 55 секунд стоили жизни полутора тысячам человек. В Бухаресте обрушилось 33 многоэтажных здания. Привет от великого строителя Динкэ, как раз в то время столичного примара.

Выход из ситуации нашли типичный для подобных режимов – прижали рабочих. Раз недоглядели, то трудитесь в семь раз больше за ту же зарплату. Выполняйте нормативы, которые мы вам спустим. Начали с шахтёров долины Жиу, географического центра Румынии. Шахты там расположены в основном в окрестностях городов Лупени и Петрошани.

Как раз тогда диссидент-националист Паул Гома под влиянием «Хартии-77» составил собственное обращение к коммунистическим властям. Люди, пахавшие на шахтах, заметили этот документ. Кто-то даже поддержал. Агенты Секуритате, разумеется, взяли смутьянов на карандаш.

30 июня 1977-го ЦК Румынской компартии и правительство Социалистической Республики Румыния утвердили «Закон №3/1977». Из которого горняки узнали, что номенклатура не собирается меньше пить — это им предлагается меньше есть.

Рабочий день увеличивался, а заодно рабочая неделя. Теперь в шахту могли послать даже в воскресенье. Заработная плата замораживалась. Не хочешь пахать, как вол? Изволь получить зарплату по уменьшенному тарифу. Хочешь подзаработать на сверхурочных работах? Не вариант, потому что зарплата строго по тарифу. Точнее, уменьшить её могут, а вот повысить — нет.

Если до публикации акта работник угледобывающей отрасли терял ногу, то ему платили какую-никакую, а всё-таки пенсию по инвалидности. Теперь эта привилегия отменялась. Гуляй на одной ноге куда хочешь. Если раньше на пенсию шахтёры выходили в 50 лет, то отныне — в 52. Немалый срок для такой опасной профессии. «Засада, мужики»,- примерно такими словами встретили шахтёры известие о новых порядках.

Социально-экономическое ущемление обосновывалось, разумеется, «просьбами трудящихся» и «нуждами рабочего класса». Не забываем, что к рабочему классу партфункционеры относили прежде всего себя любимых. Но у шахтёров на этот счёт имелось другое мнение.

Кое-где мужики набросились с кулаками на коммунистов. Кое-где ограничились словесной критикой. Но персонально Чаушеску ещё оставался высшей инстанцией. «Царь хороший, бояре плохие», — подобные настроения характерны не только для России.

А если царь хороший, значит, надо отправить к нему делегацию. Пусть выслушает, что да как, снизойдёт до простого народа. Делегацию так и не отправили, зато 14 июля шахтёр Георге Думитраче направил в ЦК РКП и главную контору по угледобыче меморандум протеста. Ответа не дождался.

Страх ведёт вождя

Волнения вспыхнули 30 июля. Спустя двое суток, вечером 1 августа, началась собственно забастовка. Работу прекратили 35 тысяч человек. Волна пошла из города Лупени, захватив окрестности. Вместо предложения о делегации возникла более смелая идея — пойти маршем на Бухарест. Но её не осуществили.

Партия увидела опасность и подтянула свои кадры. К месту событий прибыл секретарь ЦК РКП Илие Вердец. Поскольку он сам некогда был шахтёром, Чаушеску решил, что уж его-то горняки послушаются и вернутся к работе на благо номенклатуры.

Вердец сразу же заявил, что приехал лишь узнать о проблемах шахтёров, но никаких полномочий у него нет. Без сомнения, поступок смелый. Перед ним стояли 20 тысяч шахтёров, и кто знает, что у них было на уме? А тут высокий партиец заявляет, что он вообще не пришей кобыле хвост. Может, его тут же на месте бы и положили, но один из вожаков по имени Константин Добре решил обойтись без насилия и сдержал толпу. Его слушали. Ведь, в отличие от Вердеца, Добре являлся шахтёром не бывшим, а вполне себе настоящим. Как и его напарник Георге Манилиу.

Но Вердец продолжал испытывать судьбу. В ответ на требования поговорить с Чаушеску он заявил, что у главы партии и государства имеются более срочные дела. Убить его не убили, но пищевыми отходами забросали.

Тем временем над Лупени-1977  сгущалась тень Новочеркасска-1962. Город оцепляли войска и агенты Секуритате. На складах оружия усилили охрану — радикализм восставших начинал пугать коммунистов. Да и сами коммунисты начали подготовку к решающей фазе.

А что же Чаушеску? Какие срочные дела отвлекали его от решения шахтёрских проблем? Оказалось, он в это время отдыхал с Еленой на черноморском курорте. Море в Румынии красивое, спору нет.

Получив весть о провале Вердеца с рабочими, Николае спохватился. 3 августа он выехал в Петрошани, а оттуда на автомобиле в Лупени. Ему казалось, что сам факт его личного присутствия остановит забастовку. Забегая вперёд, заметим, что жизнь ничему его не учила. Через двенадцать лет, в 1989-м, он рассчитывал на то же.

Кондукатор вышел к народу. В его ушах зазвенело: «Лупени 29!». Дело в том, что в 1929 году в этом городе произошла массовая стачка, которая в румынских учебниках истории освещалась так же,  как в советских — Ленский расстрел. Разумеется, Николае прекрасно об этом знал. И вот он сам предстал перед людьми в образе ненавистного монарха. Тут и загремел другой лозунг: «Долой пролетарскую буржуазию!» Мало, что сравнивают с королём, так ещё и буржуем кличут!

Добре зачитал диктатору… Хотя нет, шахтёры тогда ещё не называли Чаушеску этим словом. В общем, он зачитал правителю список требований из 17 пунктов. Согласно иным данным, пунктов было 23. Вот те, что достоверно известны:

1) отмена закона от 30 июня;

2) снижение пенсионного возраста до 50 лет;

3) возобновление социальной помощи;

4) возобновление пенсии по инвалидности;

5) улучшение условий труда;

6) усиление мер безопасности на шахтах;

7) увеличение продовольственного снабжения региона;

8) улучшение качества медицинской помощи;

9) создание рабочих мест в лёгкой промышленности для жён и дочерей шахтёров;

10) ликвидация коррупции на всех уровнях;

11) разрешение на переезд без штрафных санкций;

12) замена врачей, непосредственно подчинённых секретарю партии;

13) возвращение права шахтёров на бесплатную спецодежду и два бесплатных горячих блюда в день;

14) ликвидация штрафных вычетов из заработной платы;

15) создание рабочих комитетов, имеющих право смещать недееспособных или коррумпированных руководителей предприятий;

16) достоверное изложение причин и проведения забастовки средствами массовой информации;

17) Чаушеску должен гарантировать, что никто из бастующих не пострадает от репрессий.

Как видим, требования касаются не только экономической сферы, но и затрагивают вопросы политические. Интересен пункт 16 — очень актуальный в наше время для России. Не менее актуальны пункты 10 и 15.

Бледный Чаушеску растерянно мялся на трибуне. Он не нашёл ничего лучшего, как предложить шахтёрам вернуться на рабочие места. Люди разгневались. Николае пробормотал, что шестичасовой рабочий день для шахтёров рано или поздно будет введён. Когда-нибудь. Как только, так сразу. В ответ раздалось: «Завтра!» А кто-то закричал: «Долой Чаушеску!» Радикалы группировались вокруг Манилиу.

Никто не знает, чем бы всё закончилось, но Добре, в полном соответствии с фамилией, оказался чересчур добрым. Он решил пойти на компромисс. Своих единомышленников вожак попросил быть помягче с руководителем партии и государства. Увидев это, Чаушеску пришёл в себя и согласился принять шахтёрские требования. Люди тут же воодушевились, и крики «Долой!» сменились здравицами в адрес кондукатора. Народ отходчив. Как во французском Прериальском восстании 1795 года: «Отрубить голову негодяю, он прячет хлеб! — У меня нет хлеба. — Да ты порядочный человек! Стань во главе нас!»

Как только Чаушеску уехал, шахты возобновили работу. В вечернюю смену 3 августа никто не отлынивал от труда. Все старались наверстать упущенное. Вера людей в своих правителей — сильная вещь. Да вот беда: правитель потерял веру в свой народ.

С митинга Чаушеску уходил физическим недееспособным. Телохранители фактически тащили его на себе. Диктатора захлестнули усталость и страх. Энергетика толпы не зарядила, а наоборот, обесточила его. Эта энергия оказалась ему чужда. Николае давно потерял связь с низами. Он не понимал и боялся их. А теперь решил отомстить за пережитый ужас.

На следующий день Чаушеску созвал экстренное заседание ЦК РКП. Было принято решение обуздать взбунтовавшуюся чернь. Комиссию возглавил тот самый Вердец, уже запоровший тему. Непосредственно за репрессии брались генерал Макри и Плешицэ.

Но для начала требовалось усыпить бдительность рабочих. Поэтому закон от 30 июня замораживался до начала следующего года. 7 августа вся страна, как ни в чём не бывало, отмечала День шахтёра. В том числе — восставшего шахтёра. Продовольственная ситуация и правда на некоторое время улучшилась.

Однако вскоре на долину Жиу обрушилась волна арестов. Началось всё с партийных и профсоюзных собраний, где забастовщиков называли «анархистами», «уголовниками» и «погромщиками». Коммунисты разыграли и расистско-шовинистическую карту, вбросив слух, будто забастовку организовали цыгане.

После 15 сентября в дело включилась армия. Шахты были окружены бронетехникой. Под танковым прикрытием Секуритате шла напролом. Допросам подверглись, по меньшей мере, 600 человек. Следователи не заморачивались гуманизмом и правовыми условностями: удар в голову, руку в дверную щель… В конечном счёте, в тюрьмы и спецпсихушки попали около 150 человек. Среди них Георге Думитраче — тот, кто ещё до начала забастовки послал в Бухарест протестный меморандум. Константина Добре вынудили уехать из Жиу. Георге Манилиу отправили в тюрьму.

Около трёхсот шахтёрских семей выселили из Жиу. Порядка трёх тысяч человек просто уволили. Вместо ожидаемых рабочих комитетов горняки получили спецгруппы Секуритате. Которые, таки да, имели полномочия смещать кого угодно. Но не за коррумпированность, а за неблагонадёжность. И в первую очередь простых работников, а не руководителей предприятий.

«Закон №3/1977» вступил в силу. Экономические послабления постепенно сошли на нет. Активные участники забастовки оказались за решёткой. И всё-таки сейчас, спустя сорок лет, мы видим, что восставшие победили.

Главным итогом забастовки стал революционный поворот в сознании трудящихся. Весомо, глубо, зримо — они убедились: Чаушеску такой же враг, как любой палач и вертухай. Если раньше и оставались какие-то иллюзии, то отныне места им не было.

После забастовки в долине Жиу в Румынии начали появляться реальные профсоюзные группы. Готовые из подполья бороться за трудовые права, отстаивать права трудящихся. Сами трудящиеся стали регулярно показывать зубы властям. В 1981-м сверкнули грозным оскалом шахтёры Трансильвании. В 1983-м взбунтовались рабочие в Марамуреше, в 1986-м — в Клуж-Напоке и Турде. В 1987-м волнениями отозвались Яссы и особенно Брашов. Выступление брашовских машиностроителей звучали уже третьим звонком режиму. Была разгромлена администрация, горели портреты Чаушеску, рабочие скандировали: «Долой коммунизм!»

Вклад судьбы

Ещё через два года румыны снесли диктатуру. Николае Чаушеску расстреляли вместе с Еленой 25 декабря 1989 года. Исполнение приговора несколько задержалось из-за конкуренции между солдатами: никто не хотел уступать право на этот выстрел. «Илиада — всем урок навеки».

Макри пытался в декабре 1989-го противостоять Рождественской революции — за что попал под суд по обвинению в соучастии в геноциде. Предъявили ему и дела двенадцатилетней давности — преследования забастовщиков в долине Жиу. В 1991-м Макри умер, причём довольно таинственно. В фургоне по дороге в тюремную больницу. (Собранной Эмилем базой данных пользуется теперь в своём консалтинговом бизнесе Виктор Макри-младший. Как у Некрасова: «Но видно секрет был угадан, сынки угодили в отца».)

Динкэ тоже присел — сначала пожизненно, затем на 15 лет. Но и этот срок он не отмотал до конца: в 1994-м его досрочно освободили по состоянию здоровья. Как водится, он ушёл в бизнес, консультировать фирму зятя. По коммунизму не ностальгировал, но много говорил о своих чисто хозяйственных достижениях. Этакий Альберт Шпеер румынского разлива. Умер Динкэ в январе 2007-го.

Мэнеску и Бобу тоже сначала получили пожизненное за геноцид. Потом сроки срезали до 10 лет, а через четыре года выпустили по состоянию здоровья. Как у них было со здоровьем, показали оба — 92-летний Мэнеску умер в 2009-м, 87-летний Бобу в 2014-м.

Постелнику тоже приговорили к пожизненному, потом сократили срок и выпустили досрочно. По разным обвинениям его осудили даже два раза. В историю вошла его фраза: «Я был тупым!» Типа, дурак я, что с меня взять? Вините во всём мёртвого Чаушеску. Так или иначе, с октября 1999-го Постелнику на свободе. Ходит по улицам и смотрит на своих бывших жертв. Может, даже о чём-то жалеет.

А вот с Плешицэ получилось по-другому. Его несколько раз пытались привлечь к суду. Но этот оказался крепким орешком. В ответ на обвинения в кровавых акциях он нагло смеялся: «Не приставайте с пустяками». Жил в роскошной вилле, подаренной Чаушеску, получал чуть не самую высокую пенсию в стране. Иногда что-нибудь рассказывал — например, как кондукатор из-под полы передавал Ким Ир Сену технологии производства ядерного оружия. Умер в 2009-м, в санатории новой румынской спецслужбы. Откуда такое везенье? Толком никто не знает. Известно, что секуристское лобби в Румынии влиятельно. По каким-то причинам именно Плешицэ решили даже символически не сдавать. Может быть, потому, что именно он олицетворял Секуритате в наибольшей полноте. А, может быть, власти опасались каких-то откровений международного плана. Власти не только румынские. Очень уж много мог он сообщить изумлённому миру.

Вердец после свержения Чаушеску сформировал новое правительство. И — опять! — потерпел крах (это было ему свойственно всюду, куда посылала партия). Правительство это просуществовало двадцать минут. Зато его не судили. Он даже участвовал в политике, основал Социалистическую партию труда. Которая, естественно, провалилась на выборах и вскоре была распущена. А сам Вердец умер от сердечного приступа в марте 2001-го. О нём, надо заметить, память осталась не столь мрачной, как о перечисленных выше. Всё у него шло наперекосяк, и за это соотечественники могли ему слегка сочувствовать. А то и благодарить.

Судьба шахтёрских вожаков 1977 года тоже сложилась непросто. Георге Манилиу обвинили не только в организации беспорядков, но и в хулиганстве, и в угоне мотоцикла. Старые дела подняли: хулиганил он якобы в 1953-м, а мотоцикл угнал в 1968-.м. Георге отсидел три с половиной года. В 1987-м он умер, немного не дожив до революции.

Константину Добре пришлось уехать в Крайову и сменить профессию. Теперь он ремонтировал автомашины. Ходили недобрые слухи о его якобы сотрудничестве с Секуритате. Иначе с чего бы вожак беспорядков заочно окончил Академию Штефана Георгиу, готовившую партийные кадры? Видать, партия не забыла, как добрый Добре выручил вождя.

Революция 1989-го оставила Константина на распутье. Восставший Бухарест его не воспринял — мол, всему и всем своё время. В 1990-м Константина чуть не убила группа шахтёров, поддерживавшая президента Иона Илиеску. Сам-то Добре к Илиеску тёплых чувств не испытывал. Отношение однозначное: номенклатура украла народную победу.

За «экстремизм» и «терроризм» Добре получил в 1992-м приговор к пяти годам заключения. Как видим, новое правительство отнеслось к нему суровее прежнего. Но к тому времени он с семьёй жил уже в Лондоне. Через два года после приговора Британия предоставила ему политическое убежище, а ещё через восемь лет — гражданство. Понятное дело, современную румынскую власть Добре ненавидит. Чувство это взаимно: для правящих кругов Румынии Константин до сих пор экстремист и бандит.

Но частные жизненные перипетии отступают на второй план в общей картине. В конечном счёте, торжествуют такие, как Добре, а не Постелнику. Румыния 2017 года отмечает 40-летие забастовки долины Жиу, 30-летие Брашовского восстания, 105-летие Элизабеты Ризи. Теперь массовые протесты румын свергают одиозного политика не через двенадцать лет, а практически сразу. И в этом — тоже вклад шахтёров, вышедших на протест против диктатуры чванства. Именно с них пошёл тогда отсчёт.

Алексей ЖАРОВ

(Visited 120 times, 1 visits today)

У партнёров