В ночь на 11 марта 1918 года большевики «временно» бежали в Москву. Якобы из-за того, что к столице приближались кайзеровские дивизии. На самом деле ― подальше от благодарного народа. Как жаловался Зиновьев, проехать на машине по советскому Петрограду стало невозможно ― в лучшем случае обругают и заплюют. В худшем… Вот, чтобы худшего не произошло и драпали.
Причём тайно. Руководил этим бегством ленинский секретарь Бонч-Бруевич. Он самолично и очень тщательно разработал секретную операцию по вывозу любимого народом вождя в безопасное место. Официально наврали, что переезд состоится 12 марта. При свете дня фанфарах и знамёнах. На самом деле съезжали из Смольного ночью на с Московского вокзала, как все приличные люди, а в обход ― с товарного полустанка Цветочный пост у Витебского вокзала. Потом через кладбище чуть ли не по одноколейке выехали на одну из веток московской железной дороги. И понеслись. Не зажигая света и плотно зашторив окна. Под охраной нескольких сотен латышских стрелов. Сильно, видать, боялись народной любви.
Но самое интересное ждало впереди ― встречи с народом избежать не удалось. Навстречу поезду с Лениным шёл «анархистский поезд» ― около шести сотен вооружённых матросов и солдат. На станции Малая Вишера произошло столкновение. Латышских стрелков оказалось чуть не вдвое больше, к тому же они не были анархистами, поэтому Бонч-Бруевич решительно приказал настоящих анархистов остановить и разоружить. Дальше большевики двигались без происшествий, но очень осторожно. В Москву прибыли окольными путями только поздно вечером. И сразу забаррикадировались в Кремле. Якобы временно. Но с тех пор так там и сидят за высокими неприступными стенами.
А на хозяйстве в Питере оставили того самого Зиновьева, который больше всех из Питера и рвался. Он, конечно, озлился и в пику уехавшим тут же переименовал Петросовет в Петроградскую трудовую коммуну, исполком Совета ― в Совет комиссаров, а его отделы — в комиссариаты. Но этого, конечно, было недостаточно. Тем более, что Дзержинский умыкнул в Москву не только весь архив ВЧК, но и оперативные документы. А заодно и всех оперативников. Урицкий, назначенный главой ПетроЧК, остался практически один посреди полного запустения на Гороховой, 2. Зиновьев тут же навалял на Дзержинского кляузу: «Бумаги он вывез, следователей вывез, а подсудимых оставил». Это, впрочем, помогло несильно.
Но не зря Дзержинский доверил Урицкому столь ответственный участок борьбы. Уже 11 марта он через исполком Петросовета обратился в районные советы за помощью в комплектации ПетроЧК: «Прислать на Гороховую, 2, по два представителя от каждого района для немедленного сконструирования Чрезвычайной комиссии г. Петрограда по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией; людей посылать энергичных, могущих отдать все время этой работе».
По призыву партии в ПетроЧК оказался Глеб Бокий, мистик, бабник и паскудник, ставший зачинателем «красного террора» в Петрограде, Иван Юсис, будущий начальник личной охраны Дзержинского, а позднее Сталина.
Кроме нагана, который сам по себе уже большое преимущество в борьбе за пропитание, работники Урицкого получали вполне основательное официальное довольствие. Поэтому к нему в ведомство потянулись даже приличные люди. Таким образом, например, там подвизались Исаак Бабель (в качестве переводчика) и Виктор Булла (в качестве фотографа). Работы хватало всем ― вскоре начался «красный террор», а общее руководство городом, как помним, было поручено некомпетентному идиоту и истерику Зиновьеву. Уже к октябрю 1918-го в Петрограде было расстреляно более 800 человек и более шести тысяч арестовано.
Кроме того, уже через год, как сам Зиновьев рапортовал в Москву, что «положение рабочих в Петрограде катастрофическое, смертность от голода в больницах составляет 33 %, заработная плата упала за последнее время на 30 %». Улицы были загажены, на них валялись разлагающиеся трупы лошадей. Город погрузился во тьму. Перестали ходить трамваи, не работала канализация. Зато вовсю процветал бандитизм (ведь всем новоиспечённым чекистам выдали наганы). В пылу борьбы со спекуляцией Зиновьев искусственно создал в Петрограде блокаду ― заградотряды пресекали любое нелегальное снабжение продовольствием. В результате хлебный паёк был сокращён до 1/8 фунта (50 грамм). От голода и холода в городе каждый день умирало около двухсот человек. Начались забастовки. «Забастовочная волна разлилась в более широком масштабе, — сообщала ПетроЧК, — захватила 17 предприятий, охватила все районы города. Кроме ранее выставляемых экономических лозунгов предъявлялись новые требования, как то «прекращение гражданской войны», «долой смертную казнь», «не давать помощи фронту» и т. д.». Делегацию, рабочих, направленную в Сольный с требованием увеличения хлебного пайка, тут же арестовали. Забастовщики, узнав об аресте делегатов, захватили самого Зиновьева и потребовали освободить пленных. Обмен состоялся очень быстро.
В общем, до Кронштадтского восстания оставалось недолго…
Мораль: Беглов ― лучше. Инициативники во власти ― особенно тоталитарной и особенно в эпоху глобальных обнулений ― вредны для этой самой власти.
