17 января 1904 года в Мариинском дворце впервые на обозрение публики выставили картину Ильи Репина «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года».
Эту картину Репин писал по царскому заказу. Николай II сам обратиться к художнику считал не по чину, отправил к нему вице-президента Академии художеств Ивана Толстого. И как обычно, вляпался: если бы поговорил с Репиным сам, то художник вряд ли стал бы выдвигать условия, а так, через посредника ― получите. Сославшись на то, что болит правая рука, Репин затребовал себе бригаду помощников. И сам их назвал. Это были его ученики Борис Кустодиев и Иван Куликов. Которые на приглашение мастера откликнулись не задумываясь, с величайшим энтузиазмом (ах, если бы только знали, что им предстоит!).
По условиям заказа требовалось изобразить всех членов Госсовета. Причём так, чтобы все они были узнаваемы. А их, между прочим, в то время было 81 штука. Предполагалось, что картина будет выглядеть вроде тех, что писали по заказу голландские мастера XVIII века: несколько рядов застывших бессмысленных физиономий с царём в центре.
Ну, от царя или Победоносцева чего и ждать, но там, в Госсовете, попадались и люди с мозгами. Вот на них, видимо и рассчитывал Репин, когда принёс на утверждение свой эскиз. Он совершенно не соответствовал госзаказу и вообще нарушал протокол нудной церемонии. Прямо во время речи Николая, которому должны были внимать в священно трепете, у Репина на картине творилось чёрт знает что. Секретари шныряли по залу, сенаторы перешёптывались, а то и в голос переговаривались, генералы не стояли на вытяжку, а сидели вольно развалившись, чуть ли не зевали, один так даже поворотился спиной к царю. В общем, Репин попытался превратить унылую церемонию в живую выразительную картину. Визг, конечно, поднялся ужасный. Но кто-то умный и настырный посоветовал Николаю не нарушать гениальный художественный замысел, и слабохарактерный царь согласился.
В результате в Квадратном зале Мариинского дворца был установлен подрамник, натянут холст и расставлены стремянки. Бригада живописцев приступила к работе. Точнее, приступили Куликов и Кустодиев. И их работу творческой не назовёшь. Репин повёл себя как настоящий средневековый мастер: заставил подмастерьев делать всю чёрную работу ― грунтовать холст, чертить перспективу ротонды. Не так-то это просто, если учесть, что полотно вдвое увеличилось по сравнению с первоначальным заказом, его размер четыре на девять метров. Куликов и Кустодиев, проклиная свою беспечность, трудились не покладая рук.
И вот в назначенный день заседание Госсовета было открыто. На специальном возвышении в костюме и бабочке стоял Репин. Рядом с ним находились подмастерья и фотоаппарат «Кодак». Сенаторы расселись, и Репин сделал свой первый в жизни снимок. Затем, уже не обращая внимания на царя и чиновников художники двинулись к холсту. Кустодиев писал левую часть картины, Куликов ― правую, а Репин трудился над центральной частью.
Заседание длилось недолго. После этого, как водится, все повскакивали с мест, чтобы всей толпой вслед за царём проследовать в часовню для благодарственной молитвы. И естественно посмотрели на холст… Эскиз был готов! Репин выглядел довольным. Ученики смотрели на него с восхищением, портретируемые ― с разинутыми от изумления ртами.
После этого Репин, получивший список всех членов Госсовета, вместе с Кустодиевым и Куликовым начал ходить на заседания, делать эскизы. От фотографий он отказался, рисовали чиновников только с натуры. Причём гоняли их всех позировать исключительно в Ротонде, сидя на том месте, куда решил поместить их Репин. На это тоже согласились. Послушно являлись к художнику во всех регалиях в назначенный час.
Многие портреты написаны за один сеанс, причём иногда писали не одного, а сразу нескольких персонажей. Работали все трое (наконец-то Куликов и Кустодиев смогли заняться творчеством), но последний мазок обычно всё-таки делал Репин. Некоторые из этих эскизов алла прима относят к его высшим достижениям в искусстве портрета. Как говорил он сам, ему удалось передать «главную идею каждой физиономии». Но картина интересна не только, как художественный документ эпохи или самый большой групповой портрет.
Она очень сложна: в одном композиционном пространстве существует несколько точек зрительной проекции зала. В результате получилась практически панорама. Цветовое решение картины потрясает. Очень сложное сочетание мощного красного и зелёного решено гениально. Сочные, яркие, прямо-таки кричащие тона в целом создают удивительно целостную цветовую гармонию ― одновременно торжественную и спокойную. Такого, кажется, не удалось достичь ещё никому.
Вся работа заняла три года. В январе 1904 года картину открыли для публики. Первыми зрителями, разумеется, были члены Госсовета. «Репин, видимо волнуясь, отдёрнул занавес, и картина представилась во всём своём великолепии. Наступила минута сосредоточенного внимания. Затем со всех сторон раздались похвалы. Репина обступили, жали ему руку, поздравляли», ― вспоминал помощник статс-секретаря совета Дмитрий Любимов. Насчёт того, что Репин волновался, он, явно ошибся: волновались как раз зрители. Они ведь прекрасно понимали, что предстанут перед потомками такими, какими их изобразил Репин.
Картина висела в Мариинском дворце на специально отведённом для неё месте. Как будто зеркально отражая то, что происходит в зале заседания. Но большевики отправили её сначала в музей революции, потом в Русский музей. Зря! Конечно, она должна быть доступна всем, но всё-таки смотреть на неё поучительно прежде всего слугам народа. Хотя бы для того, чтобы понимать, как они выглядят со стороны. Ну и о судьбах некоторых из персонажей картины, начиная с самого царя, многим стоило бы задуматься.
