8 июня 1906 года в Петербурге на 2-м Рождественском полицейском участке ― возле Александро-Невской лавры ― случилось форменное ЧП. Три десятка городовых устроили забастовку.
Вообще-то в 1906 году удивить кого-нибудь забастовкой было сложно. Бастовали все и повсеместно. Особенно отличались в имперской столице. И далеко не только сознательный промышленный пролетариат. Бастовали булочники и пекари, зеленщики и ломовые извозчики, рыботорговцы и грузчики, работники скотобоен и модистки, молочники и фруктовщики. Это уже не казалось чем-то из ряда вон, но городовые…
А дело было так. Как обычно поутру на разводе помощник пристава капитан Крестьянинов рявкнул городовым: «Здорово ребята!» И не услышал в ответ радостного верноподданического рёва. Городовые глухо молчали. Крестьянинов рявкнул снова. И снова не получил ответа. Уже значительно снизив тон, капитан скомандовал «Кругом марш!» Городовые, продолжая молчать, стояли на месте.
Об этаком неслыханном безобразии тут же было доложено по начальству. Срочно началось расследование. Которое очень быстро выяснило, что это ― реальная забастовка. Городовые ― опора трона ― протестовали против нечеловеческих условий труда. С поста ― на дежурство, с дежурства ― на пикеты, поспать некогда, в бане не помыться, жаловались городовые. Приставу участка Чевожевскому вынесли строгий выговор, дежурства городовых упорядочили. Градоначальник фон Лауниц, замшелый духоскреп и откровенный антисемит, отёр пот с лица: пронесло…
Через десять дней «Петербургский листок» сообщил о забастовке городовых в Колпино. Там уже прошёл настоящий митинг. Прямо возле казарм, на Соборной площади. Бастующие городовые требовали «улучшения быта нижних чинов». Орали, что Колпино ― рассадник криминала, что служить в этом месте опасно для жизни. «Между тем городовой получает небольшой оклад — 18 рублей в месяц и не имеет квартирных денег».
Это уже было прямо написано в резолюции митинга. Её вручили местному приставу Разуваеву с требованием передать по начальству. В противном случае, заявили колпинские городовые, они пойдут бастовать под окнами фон Лауница. Эти требования тоже были полностью удовлетворены. Городовым стали выдавать казённое обмундирование (раньше покупали сами), предоставили бесплатное жильё, повысили жалование до 30 рублей в месяц. И снова облегчённо вздохнули.
Через месяц забастовали городовые Коломенской части. Требовали выплатить полагающиеся дополнительные денежные пособия. Но тут уж церемониться не стали ― вызвали штрейкбрехеров из резервных городовых, зачинщиков стачки уволили.
Но эти меры устрашения не помогли ― уже к концу июля забастовали городовые Гельсингфорса. В октябре стачку устроили городовые Екатеринослава. Всё это, впрочем, не подняло престижа городовых в революционной среде. В доступных исторических документах нет ни одного упоминания о том, чтобы рабочие или даже модистки кричали на своих митингах «Полиция с народом!» Городовых и околоточных продолжали нещадно бить. И это пошло впрок ― во время великой Февральской революции практически не отмечено случаев, когда городовые шли грудью защищать престол. Большинство разбежались сразу, посрывав погоны. Те, которые скрыться не успели, добровольно и радостно сдавались восставшему народу и самоконвоировались в места временного содержания пленных. Февральская была мирной, но опыт Первой русской революции сказывался.
