В чиновной среде очень популярно выражение «непопулярные меры». Со всеми его производными. Предупреждение «завтра будет хуже, чем вчера» как бы снимает с властей ответственность за реализацию этого прогноза. Другого выхода нет, всех предупреждали. Через некоторое время тот, для кого правительственная политика не стала популярной превращается в несознательного гражданина. Или в национал-предателя. Это уже зависит от характера политического режима.
На этот раз в роли сэра Уинстона Черчилля («Мне нечего вам обещать, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота» — весна 1940-го) выступил перед россиянами министр финансов Антон Силуанов. Стальная воля бухгалтерии вообще в традиции Российской империи, СССР и РФ. Российские счетоводы – люди суровые. Взять хотя бы графа Витте, троцкиста Крестинского, несменяемого Гарбузова, несдвигаемого Гостева, путчиста Павлова, революционера Гайдара, высокодоверенного Чубайса, стойкого Кудрина… Силуанов твёрдой поступью входит в этот ряд. Пришло время трудных решений, сообщает он. Теперь – без лишних трат.
«У нас уже не будет столько доходов, сколько полгода назад, не будет таких зарплат», — подчеркнул Силуанов. Будучи не державным идеологом, а экономическим технологом, он не стал доказывать, как это полезно с точки зрения повышения духовности. И не в санкционных кознях Запада видит министр основную причину этой «турбулентности». Рубль ослабевает прежде всего от падения мировых цен на нефть и газ. Санкции отнимают у российского бюджета $40 млрд, падение рубля, вызванное удешевлением энергоносителей — $140 млрд.
Жаловаться, выходит, практически не на кого. Что Силуанов и сказал почти открытым текстом: «При 108 долларах за баррель мы были слишком богаты, а рубль был более крепок, чем реально мог себе позволить. Сейчас всё приходит на свои места». Впереди жёсткая cut-policy – бюджетные урезания. Главная тема правительственных обсуждений сегодня состоит не в том, какие расходы являются первоочередными, а в том, какие ими не являются. И будут отменены.
Минфин вкратце очертил контуры экономики ближайшего этапа. Спрос стимулировать не время. Пришла пора сбережений за счёт потребления. Накопительные пенсии, различные виды страхования, «связанные» банковские вклады. Всё это финансисты называют «длинными ресурсами». На них и делается основная ставка финансовой политики. Собственно, создание резервов являлось её главным принципом и в «тучные двухтысячные». Но тогда стабфонд наполнялся за счёт сверхдоходов от нефте- и газоэкспорта и при этом хватало на социалку. Не то теперь. Накопления становятся принудительными и ставятся в задачу населению. «Мы должны мобилизироваться, – резюмировал Силуанов. – Реализовывать те решения, которые ранее откладывались из-за сложности». То есть, предупреждали давно. Однако лето красное благополучно пропето. Дальше не протянешь, зима накатила в глаза.
Во многом это произошло политическими усилиями самих властей. Но об этом Антон Силуанов, как представитель власти, закономерно промолчал.
В экономическом блоке правительства сидят реалисты. На мгновенный перелом сложившегося экономического менталитета они не рассчитывают. Требуется временной люфт, приучение к новым реалиям. А на это время – заменители сбережений. Только этим можно объяснить внезапное всплытие инструментария, казавшегося навсегда оставленными. Заместитель Силуанова в Минфине Татьяна Нестеренко рассказала на бюджетном комитете Совета Федерации, что «при необходимости» может быть восстановлена система государственных краткосрочных облигаций. Тех самых ГКО, аббревиатура которых неразрывно связана с 17 августа 1998 года.
Этот метод, основанный на финансово-пирамидальном принципе «государственной МММ», порой называли главной финансовой аферой пореформенной России. Однако он позволял иллюзорно сводить бюджет в течение нескольких лет. До обвала. Теперь, видимо, предполагается, что казна не успеет впасть в наркозависимость от необеспеченных ценных бумаг – подоспеют длинные ресурсы. «Для того, чтобы выпустить ГКО, нужно лишь решение министра, – говорит заместитель председателя правления Сбербанка Белла Златкис (курировавшая рынок ГКО в 1990-х). – Инструмент на самом деле замечательный, весь мир так живёт. Важно, как бюджет исполняется. Главное, чтобы не появилось желания платить зарплату не за счёт налогов, а за счёт займов. Как в 1996 году, результат чего мы получили в 1998-м».
Спорить тут не приходится. Разумеется, если бы тогдашние ГКО имели реальное золотовалютное обеспечение, дефолта бы не случилось. И вообще 1990-е годы выглядели бы иначе. Экономика в принципе была бы другой – либо от развития производства, либо от высоких нефтегазовых доходов, как в следующее десятилетие. А при другом состоянии экономики, вероятно, и сами ГКО не потребовались бы.
Но они потребовались. Потому что производство падало вместе с доходами, социальная сфера рушилась, а энергоносители были дешёвыми. Во второй половине 1990-х власть фактически покупала лояльность элит и масс даже не реальными деньгами, а билетами «госМММ». Незамысловатое «день, да мой». И вот, на серьёзном уровне пошли разговоры о том, что ГКО требуются снова.
Прежде Антона Силуанова с концептуальными тезисами выступал Алексей Кудрин. Он сейчас не власть, а общество, председатель Комитета гражданских инициатив. Впустил публичное заявление и Комитет: «Под воздействием кризиса радикально меняется и общественная ситуация в России. Страна все больше скатывается к изоляционизму. Общество выведено из состояния равновесия». То есть, взгляд медленно и постепенно добирается до корня.
Хотя бы до вопроса: почему более чем 108-долларовая баррель – при которой были «слишком» богаты – ничего всерьёз не изменила в фундаментальной экономической структуре? Почему долгих лет благоприятной конъюнктуры не хватило для создания эффективных страховочных механизмов на тот неизбежный случай, когда конъюнктура изменится? Экономических обоснований такой политики можно не искать. Значит, были иные. Какие же? Но финансисты не склонны задаваться риторическими вопросами.
Анатолий Кружевицын, «В кризис.ру»
