Рвущимся к власти консерваторам Дэвида Кэмерона опросы обещают более 40% голосов, либерал-демократам Николаса Клегга (не путать с российскими «соколами Жириновского») – около трети. Перед лейбористами маячит реальная угроза остаться на третьем месте, вылетев из системы традиционного двухпартийного доминирования и впервые с середины 1920-х превратившись в политических аутсайдеров. Кстати, подобное переструктурирование британской политической системы неизбежно подорвёт влияние мировой социал-демократии, одним из трех китов которой считается ЛПВ, наряду с германскими социал-демократами и французскими социалистами (те и другие ныне в оппозиции).

Впрочем, особенности мажоритарной избирательной системы могут смягчить поражение. В Палату общин британского парламента избираются не партии, а люди — выражаясь по-российски, «одни одномандатники» (Палата лордов не избирается и не имеет отношения к формированию правительства). Несколько десятков уважаемых в своём округе депутатов, дисциплинированно голосуя в парламенте за свою партию, теоретически способны сохранить власть за непопулярным премьером. Но такие казусы всё же не являются правилом, и Гордон Браун не может рассчитывать даже на них.

Трое не впечатляют

Одна из особенностей нынешних выборов – отсутствие настоящих национальных лидеров, сколько-нибудь сопоставимых с такими «зубрами XX века», как консерваторы Уинстон Черчилль и Маргарет Тэтчер или лейборист Эрнст Бевин (последний, формально занимая пост министра иностранных дел, фактически руководил кабинетом при Клементе Эттли). Даже Тони Блэр, проводивший политику «нового лейборизма», интегрирующего в социал-демократию мелкобуржуазный middle class под одобрительные отзывы баронессы Тэтчер, выглядит мощной политической фигурой на фоне троих нынешних претендентов.

59-летнего Гордона Брауна даже товарищи по партии упрекают в растрате достижений блэровского десятилетия. Утратив доверие мелкобуржуазных масс, он не смог восстановить прежней опоры на организованный в профсоюзы рабочий класс. «Новый лейборизм» забуксовал в мировом кризисе, лейборизм же «старый», связанный с легендарным именем профбосса Бевина, остался в прошлом. Аскетичный трудоголик Браун воспринимается как не слишком успешный менеджер, принимающий антикризисные решения с сомнительными результатами, увязший в технической рутине, неспособный предложить стратегической перспективы ни во внутреннем обновлении британского общества, ни в мировой политике. Возможно, ему просто исторически не повезло возглавлять правительство в трудные времена 2007-2010 гг., но подобного рода уважительные причины редко принимаются во внимание избирателями. Скандальная история с «узколобой» пенсионеркой Джиллиан Даффи прозвучала заключительным аккордом нервного срыва.

43-летнему Дэвиду Кэмерону пока что не удалось создать сильную идейную альтернативу. Его курс выглядит бледным перепеванием всё тех же блэровских идей, в нём не просматривается «нового консерватизма», вроде того, что обеспечил динамичный прорыв в тэтчеровские 1980-е. Социально-культурные акценты Кэмерона сами по себе обоснованы. Но они не отмечены реформаторским драйвом, не обращены к массам, не производят впечатления на социально активные слои «новых английских», в своё время поддержавшие Мэгги. Разумные предложения консерваторов сокращать государственные расходы за счёт стимулирования инвестиций частного бизнеса звучат блёкло, не вдохновляя, не мобилизуя на свершения.

Популярность 43-летнего Николаса Клегга имеет ту же природу, что и успех Барака Обамы по ту сторону Атлантики – появление в политическом истеблишменте нового лица. Клегг не принадлежит ни к одной из двух основных партий. Он активен, раскован, обладает ораторскими способностями. Привлекают внимание такие нехарактерные для британского политика черты, как атеистическое мировоззрение, «интернациональное» происхождение (прадед – русский сенатор Игнатий Закревский) и семья (жена — испанка). Необычный имидж Клегга как бы говорит сам за себя. Однако, призывая страну к переменам, он не формулирует их сути. К тому же его Партия либеральных демократов воспринимается как «союз аутсайдеров» — она образовалась в 1988 г. слиянием исторической Либеральной партии (те самые виги, два столетия чередовавшиеся с консерваторами-тори, и переставшие претендовать на власть после Первой мировой войны) с отколовшимися в 1981 г. от ЛПВ правыми социал-демократами (так и не обретшими массового влияния в стране).

Кредит иссякает

Стремление англичан к переменам более чем объяснимо. 2,5 млн безработных составляют 8% экономически активного населения Соединённого Королевства. Государственный долг, возросший за год почти на 150 млрд, достиг нынешней весной 890 млрд фунтов стерлингов (более $1,3 трлн), дойдя до 62% ВВП. Дефицит госбюджета превысил 107,5 млрд фунтов стерлингов. Особенно тревожны темпы наращивания госдолга, которые принято считать основным кризисным показателем — Великобритания опережает здесь другие развитые страны: с апреля 2009 г. государственные заимствования составили 152,8 млрд фунтов стерлингов.

Хотя международное рейтинговое агентство S&P, считающееся наиболее авторитетным из мировых финансовых арбитров, пока подтверждает высший кредитный рейтинг Великобритании, его прогнозы выдержаны в негативном ключе. Мотивируются они «неопределенностью» антикризисной программы правительства Брауна, «отсутствием убедительного плана фискальной консолидации», долговой нагрузкой, «приближающейся к уровню, несовместимому с рейтингом AAA». Анонсирован пересмотр кредитных рейтингов Великобритании после парламентских выборов: иначе говоря, от любого нового правительства ожидается чёткий антикризисный план.

Неутешительные абстракции астрономических цифр, бюджетных выкладок и рейтинговых шифров отражаются в повседневной жизни закрытием бизнесов, потерей рабочих мест, снижением реальных доходов. В глазах английского избирателя ответственность за всё это ложится на правящую партию и лично Гордона Брауна – в тем большей степени, что именно он является основным организатором финансово-экономической политики (пост министра финансов Браун занимал ещё в кабинете Блэра). Надо сказать, его антикризисные действия последних полутора лет не выходили за рамки не оправдавших себя стандартных «мер поддержки»: для продолжения выплат по обязательствам крупнейших частных банков применялись массированные финансовые интервенции правительственного Банка Англии. Одна из «волн финансирования» в прошлом году дошла до 300 млрд фунтов стерлингов ($440 млрд по тогдашнему курсу). За счёт этих средств удавалось несколько смягчать обвальные последствия кризиса, притормаживая «веерные отключения» деловой активности. Другое направление государственных расходов касалось поддержания социальных программ, в особенности пособий по безработице.

Социалистический «бэкграунд» лейборизма помогал Брауну хотя бы сохранять лицо в идеологическом аспекте: «Политика невмешательства государства в экономика изжила себя» (чего нельзя было сказать о Джордже Буше, развернувшем в США фактическую программу массированной национализации). Соответственно, консервативная оппозиция подвергла уничтожающей критике «социалистические рецидивы». Партия Кэмерона потребовала отказа от подспудной национализации через госсубсидии банкам, ограничения «убивающих трудовые стимулы» программ социальной поддержки и максимального содействия частному производительному бизнесу. Вроде бы, всё правильно, но тридцать лет назад Мэгги то же самое давала куда зажигательнее…

«Антанта» Хейга

На таком фоне внешняя политика не находятся в центре внимания. Общепризнано, что она не являлась коньком Гордона Брауна. В этом состоит одно из его отличий от Тони Блэра  (с которым его вообще много лет разделяла психологическая несовместимость и глухая политическая враждебность), вписавшегося в «клуб планетарных владык» и лично, зачастую без МИДа, определявшего активную внешнюю политику. Неукоснительно следуя принципу «особых отношений с США» (достигшему апогея во времена «неконсервативного романа» Маргарет Тэтчер с Рональдом Рейганом), Блэр умел выстраивать внешнюю политику «по всем азимутам». Он уверенно лидировал в мировой социал-демократии, восстанавливал британское лидерство в Содружестве, участвовал в евроинтеграционных программах (несмотря на традиционное дистанцирование от континентальных проектов). Серьёзный сбой случился лишь в 2003-2005 гг., когда безоговорочная поддержка и активное участие в иракской кампании поставили под сомнение внешнеполитическую самодостаточность «нового лейборизма».

Отношения с Россией при этом колебались в приемлемых границах между дружественными (рубеж 1990-х-2000-х) и лояльными (середина 2000-х). Несмотря на периодические пикировки вроде «шпионских скандалов», Блэр рассматривался Москвой как один из наиболее ценных партнёров, а британские инвестиции в российскую экономику временами опережали германские.

Правительство Гордона Брауна фактически отказалось от активности в мировых делах, оказавшись в этом плане ближе к линии Джона Мейджора 1991-1997 гг., нежели Тэтчер (1979-1990 гг.) или Блэра (1997-2007 гг.). Усилив «евроскептичное» дистанцирование от континентальной Европы, Браун ограничивался проамериканским курсом «атлантической солидарности», воздерживаясь от масштабных международных инициатив. Британская внешняя политика двигалась при нём словно по инерции, без целеполагания, пассивно реагируя на неприятности по мере их поступления. Дипломатия находилась в ведении министра иностранных дел Дэвида Милибэнда, склонного к теоретизированию левого идеолога, слабо ориентирующегося в чисто конкретных хитросплетениях современной дипломатии. Именно с его именем оказалось связано резкое ухудшение отношений с Россией – отказ в экстрадиции Андрея Лугового по «делу Литвиненко», закрытие консульских филиалов и отделений Британского совета в РФ, взаимные высылки дипломатов, острокритические высказывания официальных лиц. Период 2008-2009 гг. считается временем наихудших межгосударственных отношений Великобритании с СССР и РФ за последние 25 лет. Складывалось парадоксальное впечатление, будто лейбористское правительство заняло в отношениях с нынешней Россией позицию идеологического противника слева, подобную антикоммунистической борьбе правого неоконсерватора Тэтчер с брежневско-андроповским СССР.

Ещё более идеологизированы внешнеполитические подходы Николаса Клегга. Он олицетворяет современную версию левого либерализма, основанную на политкорректности, «мультикультуральности», приоритете прав человека и культурных меньшинств. Например, выражая обычный для британской политики евроскептицизм, Клегг обосновывает его недопустимостью сближения с обществами, «пронизанными гомофобией» и «не признающим важность борьбы с климатическими изменениями». Хотя российская тематика не акцентирована в выступлениях потомка русского аристократа, его взгляд на современную Россию несложно смоделировать.

Удержись лейбористы у власти, британо-российские отношения в лучшем случае остались бы в точке замерзания или чуть выше. Гипотетическая победа либерал-демократов, скорей всего, привела бы к их ухудшению. Однако прогнозировать их развитие следует в свете прихода в резиденцию на Даунинг-стрит консервативного премьера. Дэвид Кэмерон не специалист во внешнеполитической проблематике, «теневым министром иностранных дел» Консервативной партии является бывший партийный лидер Уильям Хейг.

Его концепция основана на «диверсификации внешней политики». В «особых отношениях с США» Хейг предполагает сделать упор на экономическое сотрудничество, компенсирующее недостаток британских ресурсов. Он намерен активизировать отношения с «Третьим миром», прежде всего через механизмы Британского содружества, возобновить «окучивание» Латинской Америки (шокирующее впечатление произвёл его призыв к США отменить блокаду Кубы). Одним из приоритетных геополитических партнёров Британии видится Индия. Важное место отводит Хейг нормализации отношений с Россией. Отнюдь не между делом он посчитал нужным встретиться в январе с министром иностранных дел РФ Сергеем Лавровым, дабы обсудить «пути решения существующих двусторонних проблем и перспективы развития российско-британских отношений». С оппозиционным партийным политиком на Смоленской-Сенной уже общались как с действующим министром. В пределах допустимого дипломатического этикета российские власти «болеют» за консерваторов.

Как видим, внешнеполитические планы партии Кэмерона весьма амбициозны. Фактически речь идёт о постепенной реставрации положения Великобритании как одной из мировых держав с определяющим влиянием, о «многополярной» игре на противоречивых интересах с британским политическим арбитражем, об отборе для этой игры приоритетных партнёров, среди которых, наряду с США и Индией, значится также Россия… Насколько этим амбициям соответствует объективная «амуниция», вопрос иной. Впрочем, в британской политической среде давно ходит шутка, что «все консерваторы рождены министрами иностранных дел, но ни один министром труда». Тем большее уважение вызывает взявшая на себя социально-трудовую проблематику в «теневом» (пока) кабинете Кэмерона 53-летняя Тереза Мэй.

…Выборы 2010 г. действительно смотрятся вехой британской истории. В том смысле, что экономический кризис обнажил идейно-политическое «несоответствие» политической элиты, явно неготовой предложить перспективу назревшего глубокого обновления, прорыва, ответа на вызов времён. Всего того, что некогда оказалось по плечу Черчиллю, Бевину, Тэтчер. Впрочем, Англия обычно мобилизуется, когда «враг у ворот», а не в абстрактных цифровых выкладках.