О происходящем в Казахстане сложно пока судить. Слишком противоречива информация, слишком много слухов, фейков и откровенного вранья. Судя по всему, правящий режим устоял и, опираясь на военную поддержку ОДКБ, постепенно подавляет январский бунт. Президент Токаев в своих интеллигентно-дипломатических очках многих в эти дни удивил. Оказавшись отнюдь не тенью елбасы Назарабаева.
Как в советской классике: «Двойник Гарина, против всех ожиданий Петра Петровича, начал действовать решительно и даже не без успеха. Его отборные войска штурмовали баррикады. Особые бригады врывались в жилища рабочих…» В Алматы и других очаговых городах идёт планомерная зачистка. Параллельно устраняется прежнее двоевластие. Номенклатурная генерация Токаева сносит назарбаевское наследие. Отставлено правительство, арестован бывший глава Комитета нацбезопасности.
Предельно упрощая многоцветную картинку казахских волнений, можно сделать вывод: в событиях участвовали два совершенно разных потока, не сумевших объединиться. Демократически настроенные горожане, отвергающие авторитарную систему, не нашли общего языка с бунтующим простонародьем. По другому сейчас, видимо, и не могло случиться.
Первый поток – это городские русскоязычные казахи. Казахи уходили в города тремя мощными волнами. Первая — после коллективизации и страшного голода начала 1930-х. Вторая – после того, как в конце 1930-х в Казахстане построили лагеря ГУЛАГа, а позже – спецпоселения депортированных народов. Лагеря и спецпоселения заняли огромные территории, которые казахам пришлось покинуть. Третья – в ходе целинной эпопеи 1954–1965 годов, когда их пастбища превратились в пшеничные поля, а в новые сёла, построенные на месте бывших аулов, вселились сотни тысяч русских и украинцев.
В городах казахи работали на предприятиях и организациях рядом с русскими (здесь и дальше под термином «русские» обозначаются неказахи европейского происхождения), и отдавали детей в русские школы. Потому, что казахских школ было мало, а образование в них было ужасным по качеству. К 1970-м годам городские казахи стали обычными советскими русскоязычными горожанами, сохранявшими национальные имена и фамилии, но в основном мало отличавшимися от массы славянского населения городов СССР.
При этом городские казахи, говорившие по-русски не хуже самих русских, оставались казахами. Их оскорблял статус «младших братьев», и чувство превосходства, вбивавшееся властью в головы русского населения Казахстана. «Мы [русские] им [казахам] построили заводы, школы и больницы, научили жить по-человечески, и они должны быть благодарны», – такие рассуждения слышались в Казахстане десятилетиями, слышатся они и сейчас. Если тем, кто повторяет эту колонизаторскую ахинею, не приходит в голову, что заводы строились в том числе на налоги самих казахов (и частично руками казахских рабочих – например, Кузбасс в первую пятилетку), а за приобщение к благам бывшие кочевники заплатили не только деньгами и скотом, но и жизнями сотен тысяч людей – что-либо объяснять им бессмысленно.
Масса людей с казахской внешностью, казахскими именами и фамилиями, говорили по-русски, но постоянно слышали и читали, будто за жизнь в квартире и пользование душем они должны быть кому-то благодарны. И хотя отношения между городскими казахами и русскими в целом были вполне нормальными, возникал дискомфорт постоянно тлевший на периферии сознания.
Казахи, оставшиеся в сёлах, конечно, не стали не другим народом, но культурно-бытовые различия с горожанами были очень большими. Они плохо говорили по-русски, и жили очень бедно. Потеряв возможность заниматься полукочевым скотоводством, земледелие они освоили плохо («спасибо» безобразной советской системе профессиональной подготовки). Городские побаивались и недолюбливали сельских, которым присвоили кличку «мамбеты» – нечто вроде «ватники», «оборванцы», «чернь». Но пришло время, и слово «мамбет» стало звучать гордо…
После крушения Советского Союза независимый Казахстан начал конструировать собственную историю. В любой стране историческая концепция отчасти мифологична (нам ли в России этого не знать). В каждом случае, включая казахстанский, можно найти массу передержек, лукавства и самовозвеличивания. Но эта мифология, закреплённая книгами, статьями, фильмами, учебниками, формирует сознание поколений.
За 30 лет независимости выросли новые поколения казахов. Воспитанных на как минимум неприязни к России – как дооктябрьской, так и советской. И если казахи-горожане как-то «фильтровали» националистическую мифологию, то «мамбеты» воспринимали её прямолинейно.
История казахов в официальной трактовке исключительно трагична. И виновата в этом Россия. Исатай Тайманов и Махамбет Утемисов, вожди восстания 1836–1838 годов, названы первыми жертвами России – неважно, что восстали-то они не против русских, а против казахских ханов. Десятилетняя (1837–1847-й) война с Россией последнего казахского хана Кенесары Касымова воспринимается примерно как в российском сознании ополчение Минина и Пожарского. Восстание 1916 года для казахов – страшная трагедия народа, его лидеры – герои, а подавившие казаки – изверги и каратели. Не сказать, чтобы оценка была полностью неверной, но мифология оставляет за скобками важный факт: жертвами восстания часто становились русские крестьяне, не имевшие отношения к несправедливостям имперских властей.
Советский период истории Казахстана – вообще сплошная чёрная полоса. Партия «Алаш» и её лидеры – герои и мученики; воевали против красных и погибли в чекистских застенках. Раскулачивание (операция «Малый Октябрь») 1926–1927 годов и особенно Великий голод (Ашаршылык), унесшие жизни почти половины народа – аналог Холокоста. Памятники жертвам стоят в каждом районе Казахстана. Далее – ГУЛАГ, репрессии 1937–1938 годов, заполнение казахских степей спецпоселениями для депортированных, сгон казахов с земель под освоение целины. И, наконец, Желтоксан – восстание казахской молодёжи в 1986 году, первый удар межнациональной стихии, разрушившей СССР.
В сознании сельских казахов, включая и недавних горожан, виновники всех этих страшных событий – русские. Советская верхушка была космополитична, Филипп Голощёкин, главный сталинский палач Казахстана по национальности еврей, казахские коммунисты отличались не меньшей жестокостью в преследованиях – это важно и понятно казахам-горожанам. Знают они и о тяжких жертвах, понесённых русскими жителями Казахстана. Но селянам-«мамбетам» это не интересно. Для них всё просто: русские завоевали, русские подавили, русские коллективизировали, русские устроили голод, отобрали землю, били в 1986-м…
После распада СССР сельские казахи массово переселяются в города. Сёла остаются нищими, а власть Назарбаева усиленно кормит национальными мифами, но не заморачивается созданием на селе современных производств, образованием и здравоохранением. Сотни тысяч плохо образованных и малоквалифицированных крестьян находят в городах тяжёлую и малооплачиваемую работу. Зато точно знают, кто виноват – русские колонизаторы и те казахи, которые говорят по-русски. Есть в этом и социальный момент: для «мамбета» из разорённого села врагом-эксплуататором становится даже обитатель хрущёвки. Причём он – рядом. Тогда как чиновник-олигарх где-то далеко, практически неосязаем…
Рождаемость у «мамбетов» высока, их становится больше, чем горожан. Поэтому появляются идеи перехода с кириллицы на латиницу, отказа от обучения на русском языке в школах. Переименовываются почти все населённые пункты Казахстана, включая основанные русскими. В последнем составе парламента – ни одного русского депутата. Вообще среди начальства всех уровней, даже в городах и районах, с значительным славянским населением, русских почти не осталось. В этой назарбаевской политике тоже имелась социальная сторона: антирусский национализм повышал до поры завоёвывать популярность в «мамбетских» массах.
Городские казахи, в отличии от множества россиян, не подвержены советской ностальгии. Их предки всего три поколения назад пришли из аулов, гонимые голодом и безработицей, и они без всяких мифов знают о «Малом Октябре» и других ужасах советских времён. Знают и о казахских восстаниях, окончательно подавленных только к 1934 году. Современные казахи-горожане – скорее европейцы, чем советские (в большей степени, нежели россияне). Средневековая, клановая система власти, выстроенная Назарбаевым, для них неприемлема в принципе. А вот «мамбеты» её не то чтобы поддерживали, но воспринимали с пониманием. В духе крестьянского традиционализма: так, мол, повелось исстари, и это наш казахский обычай. Недаром поздний Назарбаев пытался сделать на «мамбетов» осознанную ставку. Рассуждение было элементарным: бедные малообразованные люди легко управляемы. Вроде логично, но диктатор, как всегда, забыл простую истину: всему есть предел.
Три года назад в Алматы царило спокойствие. Но крупная бизнесвумен жаловалась: трудно нанять разнорабочих. Приходят парни с клочками растительности на лицах (бороды у казахов растут плохо), смотрят исподлобья на стильную «неверную», работают кое-как, зато истово молятся. Университетская преподавательница рассказывала: студенты и аспиранты из «мамбетов» мало интересуются учёбой, но очень увлечены религией; демонстративно отказываются отвечать на русском языке (как, впрочем, и на английском), и вообще волками смотрят на русскоговорящих, по-европейски одетых преподавателей.
Это было ещё до появления «языковых патрулей», которые назойливей привязывались именно к русскоговорящим казахам, чем собственно к русским (с тех-то что взять – «неверные»!). И до предложений запретить обучение на русском языке. Напряжение чувствовалось уже тогда.
Но не дай Бог сделать вывод, будто городские – хорошие, а «мамбеты» – плохие! Они выросли в поселениях, проникнутых тоской нищеты. Они тяжело работают, мало получают, проклинают власть с её произволом и коррупцией. Они восставали и шли под пули в Жанаозене ещё десятилетие назад. И даже те черты, о которых сказано выше, склонность к националистической мифологии, имеет ведь и патриотическую, и социально-протестную стороны.
И в первые январские дни против очередного номенклатурного ограбления через повышение цены на газ протестовали в Актау и Жанаозене именно «мамбеты». Поначалу протестовали мирно, выдвигая вполне внятные требования. Но эти люди не привыкли спускать издевательства над собой. Казахстанский митинг – не российский «навальнинг» и не демонстрация сторонников Светланы Тихановской. Когда против казахских протестов выдвинули полицию, физические столкновения сделались неизбежны.
А дальше – классическое «меч рассудит». Социальная борьба в Казахстане не искажена «джиншарповской» толерантностью, которая весьма выгодна именно для правящих классов. Мы видим, какой неподдельный испуг вселили казахстанские события в госагитпроп РФ. Какими великими гуманистами вдруг сделались певцы властного насилия после январских сообщений из Алматы. «Милосердие в такие сердца не приходит иначе как через страх», – описывал этот феномен академик Тарле. И надо быть готовыми, что за пережитый страх эти «новые дворяне» будут жестоко мстить. Не только казахстанцам, но и россиянам.
Но одно дело – Актау и Жанаозен, другое – огромный Алматы. Юг Казахстана вообще исламизирован сильнее других частей страны. Казахи не очень религиозны, но Старший жуз – Алматинская и соседние области – своего рода исключение. И посредине очень консервативного региона раскинулся двухмиллионный, вполне европейский мегаполис. С «сатанинской» музыкой, голоногими дивами и прочими соблазнами. Куда окрестные селяне приезжают торговать и подрабатывать…
Городские казахи поддерживали Демократическую, Социал-демократическую и другие партии европейской ориентации. К выборам 2019 года на них обрушились запреты и аресты, партии этого направления были раздавлены и практически перестали существовать. «Мамбеты» в системной политике не поддерживали никого, в целом голосовали (с фигой в кармане) за проправительственную «Нур Отан». Социально они организовывались в артели шабашников и команды мелких торговцев. Возникали в этой среде и исламистские ячейки (достаточно вспомнить джихадистов под названием «Солдаты халифата», теракты и вооружённые рейды 2011-го, 2012-го и 2016 годов). Но массового фундаменталистского движения в Казахстане нет. Менталитет не тот. Национализм вполне может выступать здесь объединяющей идеей, но не клерикализм. Да и национализм не всякий: здесь нет традиции государства или гражданского общества в западном понимании – зато есть «племенная», родоклановая спайка, готовность встать за своих.
4 января, в начале протестов, небольшая группа активистов в Алматы во главе с Жанболатом Мамаем попыталась сформировать инициативную группу по воссозданию Демократической партии. Но была разогнана. Активисты незарегистрированного движения «Oyan, Qazaqstan» («Проснись, Казахстан») попытались возглавить шествие протестующих. Но были задержаны полицией. «Лицом» казахстанской оппозиции попытался стать проживающий в Париже оппозиционный банкир Мухтар Аблязов. Он писал какие-то программы, выдвигал требования, но к этому вообще относиться серьёзно нельзя.
Городские демократы не смогли возглавить протесты потому, что утонули в массе приехавших из пригородов и окрестных сёл «мамбетов». Яростно ненавидящих власть, но совсем по-другому, нежели горожане. Для них враги – конкретные богатеи, которым они за копейки разгружали товар, что-то строили и ремонтировали, чьи товары продавали на рынках. Конкретные чиновники, установившие такой порядок. Конкретные полицейские, этот порядок охраняющие. И лощёные, говорящие по-русски, с презрением смотревшие на «деревенщину» горожане – тоже.
Витрины дорогих магазинов, ломящихся от всяческого богатства, вызывают понятную ненависть «мамбетов». Но в условиях крайней бедности жертвами погромов стали в основном обычные продуктовые и одёжные магазины. (Подобное же происходило, к примеру, при антикоммунистическом восстании в Познани 1956-го; тут нечему удивляться и бессмысленно возмущаться.) Речи о праве и демократии не могут воздействовать на бедняков, живущих в архаичном мире. Если им подбросить оружие, они становятся опасны для мирных жителей и друг для друга. И вполне способы настроить относительно благополучных обывателей против себя, толкнуть на сторону власти.
Что, собственно, и произошло в Алматы 5–7 января 2022 года. Испуг законопослушного горожанина перед взбунтовавшимся «мамбетом» стал вторым, после военно-карательного, ресурсом президента Токаева.
Очаги бунта подавляются силовиками, прикрываемыми с тылов войсками ОДКБ. Но пока вопросов по событиям в Казахстане больше, чем ответов. И один из самых тяжёлых – как отреагирует на присутствие российских солдат казахское национальное самосознание, особенностям которого в самых общих чертах посвящена данная статья. Пока жители Алматы, судя по всему, в целом нейтральны. Но мифологизированное, упрощённое сознание традиционагистской части населения – всё большей по численности в стране – не свяжет ли парней в камуфляже с казаками, подавлявшими восстание 1916 года, и советскими ВВ во время Желтоксана?
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»
