Наши столицы сильно разнятся. В Москве судебно-полицейский беспредел, в Петербурге философские изыскания. Государственно-церковные мужи клянут либерализм. Далось им это учение. Заклеймили, даже похоронили – но успокоиться не могут. Как социалисты-утописты о золоте – «не от вожделения ли эта ненависть?» Но, наверное, всё проще. Не в либерализме дело. Не он тревожит. Совсем другие явления. (К тому же, есть и объективные причины путаницы в понятиях – это уж насколько образование позволяет). Но называть их нельзя – делается страшно.
Вчера Северную столицу посещал патриарх Кирилл. Епархиальное управление отмечало 90-летний юбилей митрополита Никодима. «Предстоятель РПЦ чтит память учителя», – комментируют профильные обозреватели. Борис Ротов, он же владыка Никодим, в 1963–1978 годах – Митрополит Ленинградский и Ладожский, в давние уже времена благоволил семинаристу и студенту духовной академии Владимиру Гундяеву. Именно он направил его на путь иноческого служения. В 1970 году иеродиакон Кирилл стал личным секретарём Никодима. А на следующий год 24-летний архимандрит Кирилл направился в Женеву – представлять советский Московский патриархат во Всемирном совете церквей. С благословения Никодима, разумеется.
Понятно, что патриарху на памятном мероприятии было о чём сказать. И он сказал. «Поставление самого себя в центр жизни есть либеральная идея. В каком-то смысле это греховная идея. Идеи либерализма продвигают отказ от авторитетов и власти. Хотя какая-то власть должна быть — без полицейских на улице не обойтись».
Показательно, что такие речи звучали именно на поминании Никодима. Который в православным епископате слыл как раз «либералом».
Особенно в 1960-х и начале 1970-х, когда митрополит Никодим председательствовал в Отделе внешних церковных сношений Московского патриархата (впоследствии эту должность занимал митрополит Кирилл). Во главе ОВЦС Никодим оказался с непосредственной подачи КГБ. Тогдашний глава госбезопасности Александр Шелепин счёл целесообразным отстранить митрополита Николая, утратившего доверие органов. В своих проповедях Николай позволял себе отвечать на антирелигиозные нападки хрущёвских пропагандистов. От Никодима подобного не ждали – он ведь разделял «атеизм греховный и атеизм коммунистический». В пользу второго, разумеется. Не подводил и дальше – участвовал, например, в обличениях Александра Солженицына.
Но было направление, где Никодим вызывал нарекания консервативных князей церкви и подозрительность номенклатуры КПСС. Он был убеждённым экуменистом, сторонником примирения и сближения с католицизмом. Нет, тут он тоже соблюдал жёстко установленные границы (тем более, что недостаточно рьяная борьба с «ватиканскими реакционерами» инкриминировалась предшественнику Николаю). Сохранились размышления митрополита об «аморальном папизме» и «империалистической римской курии» – не хуже любого инструктора райкома, а где-то даже и квалифицированней.
И всё же его тяготение к Ватикану было широко известным в РПЦ. И не только в РПЦ, конечно. Но это считалось допустимым. Такой был период: времена Пия XII уже прошли, времена Иоанна Павла II ещё не наступили. Накал католического антикоммунизма и антисоветизма несколько спадал. Папа Иоанн XXIII был модернизатором церкви. Папа Павел VI – поборником «разрядки и мира». Международный отдел ЦК КПСС имел здесь свои соображения, для которых была полезна дипломатическая активность Никодима со Святым престолом. Но в консервативных кругах патриархии упорно циркулировали слухи об искренних симпатиях митрополита к католицизму, опасных для православной традиции. Такие оценки распространялись и на его ближний круг. К которому принадлежал Кирилл.
Никодим и умер в Ватикане – 5 сентября 1978 года. На аудиенции у Папы Иоанна Павла I, двумя днями ранее взошедшего на престол (сам Иоанн Павел I умер спустя полтора месяца). Характерна некоторая двусмысленность в воспоминаниях православного архиепископа Брюссельского Василия (Кривошеина): «Это случилось в Ватикане, в присутствии Папы, вдали от православных. Лично я (и думаю, большинство православных) восприняли её как неодобрение той спешки и увлечения, с которыми проводилось митрополитом дело сближения с Римом».
Можно вспомнить и не столь давний 2012 год. Когда на фоне «дела Pussy Riot» появлялись выступления в поддержку патриарха Кирилла – с либерально-прогрессистских позиций! Кирилла называли чуть не «русским Лютером», который осуществляет титаническую модернизацию РПЦ, выводит на путь прогресса, отстаивает независимость церкви от государственной власти… Не в пример консервативному митрополиту Клименту, его сопернику на выборах предстоятеля. Одним из доводов у подобных авторов как раз и служила давняя связь Кирилла с Никодимом.
Но это всё так, к слову. Чего стоили упомянутые премудрости, ныне очевидно. В том числе по вчерашнему выступлению патриарха. Идеологическая критика в русле текущей госпропаганды – задача ли пастыря на поминальной встрече? Но такая вот борьба за независимость церкви. Надо признать, руководство РПЦ отодвинуто от государственных решений. Клерикальная идеология и пропаганда зашкаливают – но силами самого государства, его номенклатуры и агитпроповской обслуги. Церковь используется как аппаратный инструмент кремлёвской политики. Примерно как в СССР, хотя в гораздо больших масштабах. Влияние Кирилла на Владимира Путина, пожалуй, меньше, чем Алексия II на Бориса Ельцина.
Антилиберальные инвективы патриарха (в соловьёвском духе , но, конечно, более пристойным языком) похожи на демонстрацию лояльности для усиления позиций в иерархии. Не сказать, чтобы его тезисы отличались особой яркостью. Что власть не может без полиции, мы и так знаем – тем более теперь. Но выбор времени и места для этих откровений впечатляет.
Впрочем, Кирилл сам поясняет, почему именно Петербург особенно для них хорош: «Революции неслучайно происходили именно в Петербурге, потому что был очень высокий уровень согласия образованного интеллигентно населения с либеральной идеей». Сложный город, короче. С опасным бэкграундом. То из заводского окна чугунина в городового летит, то Сонечка Перовская платком махнёт… Надо вразумлять, назидать и усмирять. Предположим. Только неясно, какие именно «революции» – во множественном числе – имеются в виду. И откуда в этих революциях такой уж либерализм?
Декабристы? Но та революция не состоялась, хотя в принципе могла бы. Николай I поторопился решить вопрос до наступления ночной темноты – пока на помощь либеральным офицерам не пришла петербургская чернь с дубьём. 1905 год? Но он полыхал по всей России, баррикадные бои шли в первопрестольной Москве, тогда как «образованное интеллигентно» население Петербурга было надёжно придавлено гвардией и жандармерией. Сказал генерал Трепов: «Патронов не жалеть» – об этом быстро узнали, и тратить боезапас даже не пришлось. Или патриарх имеет в виду расстрелянных рабочих 9 января? «Революцию» с хоругвями и царскими портретами? Да уж, полное было «согласие с либеральной идеей».
Не о Великом ли Октябре речь? Да, вот там образованные интеллигенты действительно порулили. Но идейный либерализм Ленина и Троцкого всё-таки под большим вопросом. Если президент путает Троцкого-Бронштейна с Эдуардом Бернштейном, то это совсем не обязательно повторять патриарху. Тем более, что либералом не был ни тот, ни другой. Но главное вообще в ином – какая же это революция? Прав Солженицын: локальный военный переворот, «собрались заговорщики по сигналу».
Была, правда, на нашей уже памяти «четвёртая революция» – ленинградские выборы народных депутатов 1989 года. Тут отдельная тема, но вряд ли Кирилл об этом. Да и неактуально. Уж о выборах режим позаботился в полной мере, с этой стороны ему ничего не грозит. Электоральная машина отлажена с такой контрреволюционной чёткостью, что даже Эллу Памфилову коробит от беспредела. Так что на этом участке и президент, и патриарх, и губернатор могут быть спокойны.
Остаётся Февраль 1917-го. Воистину революция, воистину Петербург. Однако свершили великое рабочие, солдаты и уркаганы, а не образованная интеллигенция. Ватники и отрицалово, а не «яблочники» и хипстеры. Интеллигенция в те дни в лучшем случае присоединялась на подхвате к простонародью – из разночинского комплекса служения мужику. А уж какой там был либерализм, впору спросить кадетов: «Революция превратилась в дикое хулиганство. Российская держава превращена в кабак».
Вот об этом и речь, если всерьёз. Беспрерывными проклятьями либерализму хозяева РФ успокаивают себя. Отвлекают от мыслей о главном. А там ведь старые песни. Не о либерализме, не о консерватизме, не о российском варианте модернизации и не о российском осободуховном пути. О вещах попроще: экономическом гниении, распадающейся социалке, нарастающей напряжёнке в глубинном народе, учащающихся социокриминальных столкновениях. Прямо по некрасовским впечатлениям о Петербурге: «Красных фабрик гигантские стены окаймляют столицу кругом. Начинаются мрачные сцены… Но в предместия мы не пойдём».
Так предместия придут сами. И если с либерализмом, то не с тем, про который сейчас надрывается агитпроп. Совсем с другим – о котором другой великий поэт Гарсиа Лорка писал про «красное знамя проклятых либералов». Первым российским либералом, в таком случае, был и остался Ванька Шиш.
Вся шарманка про пагубность либерализма, напоминающая чеховский сюжет «о вреде табака», выведена на максимальные обороты, разумеется, высказываниями самого Путина. В традиционном для президента стиле «ни да, ни нет – таков его обычай». Мол, ничего против либерализма не имею, но у нас свои традиции. Что верно, то верно. Свои. Не самые либеральные. Эти русские традиции веками внушают страх приказным верхам. Веками верхи отговариваются от них «изыди!» Но они возвращаются.
Рэм Таверцев, специально для «В кризис.ру»
